Марина Дяченко - Эпиграфы-минутки

Автобус был заполнен наполовину. Вероника прошла в конец салона и села на последнее сиденье.

«О доли дали грунма заново, о бурга зала хори острова. Гамрам цурига обручи, рапуза умным весело…»

Болела голова, будто сжатая обручем. Перед глазами, сколько ни зажмуривайся, плясала жёлтая точка. Это уже четвёртый раз; четвёртое гипнообучение, и бесчисленное множество спецкурсов, и Текст-Модель на всех каналах радио, и бесконечное повторение в институте. О доли дали грунма, и будто ваты набили между ушами …

Она села поудобнее. Закрыла глаза и расслабилась, слушая мотор автобуса и собственный пульс.

Шум мотора отдалился. Побледнела жёлтая точка перед зажмуренными глазами.

Вероника улыбнулась. Обруч, сжимавший голову, лопнул. Жёлтая точка пропала; бессмыслица, моделирующее поведение, вылетела из головы, как не бывало.

— Я сама решу, чьи законы соблюдать, — сказала она шёпотом.

Автобус прибавил ходу. В приоткрытом окне засвистел ветер — будто соглашаясь, что право выбора священно и власть Чужаков не вечна.

Когда я снова решился посмотреть на него, мне показалось, что всё нормально. Что наваждение прошло.

— Эрик?

Он стоял, чуть разведя руки, будто примеряя массивный скафандр.

— Эрик, всё в порядке?

Над самым моим ухом дышал сержант — по звуку дыхания я понимал, что секунду назад сержант видел то же, что и я.

Шёл пятый час нашего пребывания на Объекте. Мы увязли. К моменту, когда Стадников взломал наконец защиту и открыл замки на всех этажах, мы чувствовали себя мухами в сиропе. Или уже в янтаре.

Объект не терпел фамильярности. Всё, что мы смогли выяснить: здесь работали люди или существа, похожие на людей. Что они изучали, что производили или чем управляли — гипотез было много, но ни одна не подтвердилась.

Не сохранилось ни подъездных путей, ни складов или казарм, ни точек связи. Объект казался фрагментом другой реальности, вырезанным по контуру и помещённым на базальтовое плато среди горного массива. И вот Стадникову удалось взломать систему, мы вздохнули с облегчением, в шаге, может быть, до разгадки, — когда с Эриком случилось это, и свидетелями были только мы с сержантом.

— Эрик, всё в порядке?

— Да, — отозвался он глуховато. — Разве что…

Он затрясся, как желе.

Каждая ворсинка на его лице, каждая мембрана каждой его клетки, каждая нитка камуфляжной куртки — всё пришло в движение. Это длилось долю секунды — я даже не успел отвести глаза, как в первый раз.

— Назад! — рявкнул сержант, оттаскивая меня за плечо. — Зам, у нас здесь…

— Мою жену зовут Александра, — сказал Эрик, глядя перед собой. — Мою дочь зовут Мишель. Я родился четвёртого января…

Он замолчал. И вдруг дёрнулся, будто от нервного тика, и молодцевато притопнул ногой.

— Эрик?!

— Я воплощаюсь, — сказал он задумчиво.

За моей спиной разъехалась автоматическая дверь. В низкое помещение с бетонным полом ворвались Зам по чрезвычайным ситуациям и очень бледный Капитан.

Эрик не сдвинулся с места — так и стоял, чуть разведя руки.

— Что у вас? — отрывисто бросил Зам.

— Он сошёл с ума, — сказал сержант. — Он бредит.

Он говорил и знал, что ошибается. Взрослый опытный человек пытался вслух переубедить себя, и мне не понравилась эта попытка.

Зам подошёл к Эрику. Заглянул ему в глаза. Взял за руку; тот не сопротивлялся.

— Эрик?

Нет ответа.

— Скверно, — бросил Капитан. — Если это реактивный психоз…

Он замолчал, потому что правый рукав куртки Эрика вдруг разошёлся по шву. Нитки рассыпались.

Из узкого технического колодца выбрался взъерошенный Стадников:

— Я знаю, что такое Объект. Это колоссальный… смотрите…