— Неважно. Я уже сказала, что не выйду за него.
— Ты сразу его отвергла? — Ханна нахмурилась. — Плохая идея. Изверг не обрадуется.
Я застонала.
— Знаю, это была ошибка. Мне следовало проявить такт, притвориться, будто я обдумываю предложение, прежде чем сказать «нет», но ответ сам вырвался. Изверг взбесился. Он сказал…
Я поколебалась, не желая повторять злые слова. Меня не волновало отношение Изверга к моему брату и оскорбление внешности — я знала, что не отношусь к красавицам альянса, — но мне не понравилось утверждение, будто Доннел — не мой отец.
— Он сказал очень неприятные вещи, — опустила я подробности.
Ханна нервно пожевала указательный палец в перчатке.
— Ты разозлила Изверга. В гневе он может быть очень опасен. Вспомни историю, откуда взялось его прозвище.
Я поморщилась. Это произошло еще до того, как последние гражданские покинули Нью-Йорк. Извергу тогда было всего шестнадцать лет, но он поймал одного из гражданских и посадил того в клетку. Рассказы, что случилось потом, в детстве вызывали у меня кошмары.
— Я видела, как сегодня утром ты пришла в вестибюль с Доннелом, — сказала Ханна. — Ты говорила с ним?
— Недолго.
— О чем?
Доннел приказал мне утаить прибытие самолета, поэтому я уклонилась от вопроса.
— Я была на крыше, оттуда хорошо наблюдать за погодой.
— Если бы ты сказала Доннелу, что отвергла Изверга, думаешь, он поддержал бы тебя?
Я не хотела пугать Ханну, но считала жестоким позволять ей питать ложные надежды.
— Не думаю, что могу на это рассчитывать. Доннел упомянул о моем дне рождения и сказал, мол, хочет поговорить со мной о будущем.
Ханна издала слабый придушенный звук.
— Звучит, как предупреждение. Доннел собирается выгнать тебя из Сопротивления?
Я попыталась придать голосу спокойствие и уверенность.
— Он просто сообщил, что поговорит со мной. Это необязательно означает что-то плохое.
— И не похоже на что-то хорошее, да? — Ханна вновь пожевала палец. — Если Донелл выгонит тебя из Сопротивления, ни одно из других подразделений не пожелает принять девушку со сломанной рукой.
— Моя рука полностью зажила, — ответила я.
— Нет, не зажила. — Ханна раздраженно прищелкнула языком. — Она все еще болит.
— Иногда немного поднывает, — признала я. — Но это лишь временная проблема из-за холодной зимней погоды.
— Неважно, временная она или нет, — возразила Ханна. — Если Доннел выставит тебя из Сопротивления, тебе придется выпрашивать членство в одном из оставшихся подразделений. Их лидеры припомнят тебе поступок твоего брата, а плохо залеченная рука станет дополнительной причиной для отказа.
Она помолчала.
— Тебя могут бросить выживать на задворках альянса, Блейз. Ты не понимаешь, насколько это сложно. Я понимаю. Я жила такой жизнью два года в Лондоне.
Меня подмывало сказать, что и я понимаю. Одиннадцать лет назад отец Ханны боролся со Льдом за лидерство в лондонском подразделении, проиграл и умер от ран. На следующий день Лед официально изгнал Ханну и ее мать. Я видела все мучения, через которые они прошли в следующие два года, поскольку каждый день ускользала, чтобы навестить подругу, принести ей остатки еды и другие мелочи.
Но наблюдать за кем-то, проходящим испытания — не то же самое, что переживать их самому, так что Ханна, вероятно, права.
Лицо подруги болезненно вытянулось.
— После гибели мамы в той глупой аварии, я бы умерла от голода, но ты уговорила свою мать обсудить мое дело со Льдом. Он позволил мне вернуться в лондонское подразделение, но пользовался любой возможностью, чтобы показать, насколько я там не ко двору. Когда мы прибыли в Нью-Йорк и Доннел захотел, чтобы вы с братом вступили в Сопротивление, я перепугалась. Я знала, что Лед не захочет оставлять меня в лондонском подразделении без тебя.
Мой разум возродил воспоминание о непроницаемом лице Льда, его бесстрастном тоне и точных словах, которые он сказал Симусу и мне в тот день:
— Ваш отец предложил вам обоим вступить в Сопротивление, и три нью-йоркские подразделения решили, что вы должны принять это предложение. Они неохотно согласились дать прибежище и нам — бездомным бродягам, — поскольку знают, что большее количество людей обеспечит всем лучшую жизнь, но не потерпят, чтобы дети Доннела оставались с нами в случае, если это даст преимущество лондонскому подразделению перед остальными.
Вспоминая тот день, я всегда попадала в бессмысленную петлю размышлений о том, что произошло дальше, и рассуждений, могла ли я сделать что-то, чтобы все обернулось иначе. Мне стоило заметить: в поведении Симуса проявилась какая-то ужасная неправильность. Я знала, что он ненавидит нашего отца, который оставил его в детстве. Я ожидала, что Симус воспротивится насильному переходу в Сопротивление, но нас приняли с распростертыми объятиями как обожаемых детей Доннела, и брат, похоже, наслаждался, находясь в центре внимания.
Читать дальше