Борис Прохоров - Костер для сверчка

— Шшш-и-и-ах-ах, — звуки залпа прокатились поверх распадка, увязая в заснеженной глубине Черные попадали, не успев встать на ноги.

Через мгновение близ костра немо застыли те, кого настигли пули. Легко раненый дезертир уронил посудину с остатками горячей, душистой влаги и перевалился за сушняк. Вскоре оттуда встречь милиции защелкали выстрелы.

Сопротивляющиеся били с двух точек: из-за кучки припасенного сушняка и от низкого лаза в землянку.

Посельский, подобрав полы полушубка, съехал вниз. Распластался за огромным обломком скалы. Камень взвыл, срикошетив попавшую в него пулю.

Через минуту к прапорщику присоединилось двое, остальные проворно залегли у входа в распадок. Капкан захлопнулся. Открытым оставался только склон горы, позади землянки, простреливаемый на всем протяжении. Кольцо окружения туго сжималось. Притаившийся за сушняком бандит утратил выдержку. Заспешил. Унтер видел много чужих смертей, потому боялся собственной. Садист, по наклонности, он не усматривал оснований для того, чтобы другие поступили с ними иначе. Ужас выгнал его из укрытия.

Он бежал, вихляя, бросаясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от прицельного выстрела. Бежать было трудно. Подошвы то и дело срывались. Раз-другой он припал на колени. Снизу его отчаянная попытка виделась беспорядочной пляской на одном месте.

Посельский плавно опустил мушку и нажал на спуск. Он не нуждался в пленных. Беглец запрокинулся, обхватил руками расколовшийся затылок и сполз в глубокий снег. «Ноги коротки от пули бегать», — зло подумал про убитого начальник милиции. И перенес внимание на землянку.

Освободившаяся от лыж милиция обложила убежище черных, словно медвежью берлогу. Проваливаясь по пояс в снежную массу, милиционеры переходили от дерева к дереву, ближе и ближе к темному, парившему жилым теплом лазу. Они уже поняли, что имеют дело не с плохо вооруженными партизанами, а наткнулись на неуловимую банду, отчего наступали осторожно, основательно прошивая из винтовок видимую часть землянки, палили часто — на убой. Те, кто затаился под крышей убежища, не показывали носа, отстреливались наобум, тянули время перед расплатой.

Вскоре сопротивление прекратилось. Но прежде в землянке стукнул еще выстрел и послышался крик: «Сдаюсь!». Прапорщик выпрямился. Навстречу ему вылез пошатывающийся от пережитого волнения бандит.

— Я сдаюсь!

— Поздно, лапушка, поздно, — протянул Посельский. — Коль не хватило духа застрелиться, придется посодействовать.

Черный вскинулся, торопливого замахал руками:

— Да погодите, прапорщик, со стрельбой. Эка вам не терпится. Аль не настрелялись еще? Ей-же-ей, Посельский, глупо резать курицу, способную нести золотые яйца...

— Господин Посельский, — поправил начальник милиции. — Вынужден не согласиться с вами, гражданин бандит. Вы больше напоминаете ощипанного петушка. Бывшего задиру-петушка... Что? Петушок больше не хорохорится? он пробует петь?

— Посельский... Ладно-ладно, господин Посельский, вы — дурак? Или прикидываетесь?

Прапорщик повеселел. Заинтересованно взглянул на пленного. Похоже тот успел отдышаться, коли стал спокоен, даже холоден. Любопытно узнать причину столь редкого хладнокровия перед лицом смерти, ибо предсмертного мига ужасался любой. Прапорщик, как говорится, видывал виды. Позы, жесты, гордые речи перед расстрелом или виселицей — это для девиц, для романтических юнцов, для всех тех, кто не убивал сам или не встречался вплотную с насильственной смертью. Дайте человеку возможность наперед проникнуться сутью подступающего небытия и... вы сломаете его.

Схваченный бандит выглядел редким экземпляром, раз спокойствие его было настоящим. Глаза... И самых волевых людей выдают глаза. А у этого типа они оставались невозмутимыми.

— Ладно... Где пасечник?

— Там, — пленный кивнул в направлении лаза. — Хочу предупредить — его секреты перешли ко мне.

Начальник милиции покривился:

— Колянычевы секреты малоинтересны. Любопытно другое — ваша внешность. Мне она кажется знакомой...

Смеркалось. Осмотр землянки провели скоро. Больших ценностей ни в помещении, ни в карманах подстреленных не оказалось. Если они все-таки имелись в банде, то были скрыты в другом месте.

Милиционеры оставили тело старика внутри, там, где его обнаружили. Схваченный бандит сказал правду: на спине убитого чернело входное отверстие от револьверной пули.

Посельский, брезгуя, перешвырял бандитское тряпье. В узком луче фонаря казалось оно жалким. Задержала добротная женская шуба. «Так, значит, так». Но вслух от ничего не сказал, а положил шубу обратно...