Павел Когоут: Палачка

— Люция Александрова, — сказала Люция Тахеци.

Доктор Тахеци сглотнул слюну.

— Люция Александрова! — сказал Оскар. — Фантастика! Люси!

— Что поделываешь, Оси? — спросила пани Люция. — Все еще не женился?

— Естественно, — сказал Оскар. — А ты все еще замужем?

— Естественно, — сказала панн Люция. — Я подумала, что неплохо бы заскочить к тебе на стаканчик вина.

Доктор Тахеци воззвал с порога ванной:

— Люция…

— Фантастика! — сказал Оскар. — Только…

— Ты не один, — сказала пани Люция.

— Естественно, — сказал Оскар.

— Можно и в другой раз, — сказала пани Люция, — сегодня мне больше нужен твой совет.

— Тачку покупаешь? — спросил Оскар. — Или квартиру?

— Нет, — сказала пани Люция. — У меня дочь.

— Поздравляю, — сказал Оскар. — Место в яслях надо?

— Она у меня уже пятнадцать лет, — сказала пани Люция.

— Что? Ах да, извини. Неужели пятнадцать? Фантастика!

— Ее не приняли в училище, — сказала пани Люция. — Она там показалась то ли чересчур красивой, то ли чересчур умной.

— Тогда зачем ей вообще училище? — спросил Оскар.

— Я хочу, чтобы из нее что-нибудь получилось, чтобы с ней не произошло то же, что со мной.

— Люция… — сказал доктор Тахеци, стоя на пороге ванной.

— Училище, — сказал Оскар. — Черт побери, у кого бы… кто мне это… погоди, ведь есть же какая-то комиссия по этим делам… секундочку, ягодка!

— Ты давно меня так не называл, — сказала пани Люция.

— Что? А, извини, это я не тебе.

— Жаль, — сказала пани Люция.

— Неделю терпит, — спросил Оскар, — пока я не вернусь с гор? Совместили бы приятное с полезным.

— Не вспомнишь хотя бы, что это за комиссия?

— Ага, — сказал Оскар, — уже вспомнил. Городская комиссия по профориентации. Фамилию председателя я забыл, но ты спокойно можешь сослаться на меня, я ему устраивал гараж.

— Пока всего лишь спасибо, — сказала пани Люция. — Теперь беги, а то простынешь.

— Как ты догадалась?.. — спросил Оскар.

— Да вот так, — сказала пани Люция. — Скажи котику, что тебе звонила тетя. Счастливой Пасхи, Оси.

Она бросила трубку. Вместе с трубкой она отбросила и свою лучезарную улыбку.

С порога ванной раздался голос доктора Тахеци:

— Люция, кто это?

— Один человек, — сказала пани Тахеци, — который когда-то хотел на мне жениться. Разреши-ка.

Муж посторонился, пропустил ее в ванную.

— Почему ты позвонила именно ему? — спросил он.

— Потому что, — сказала жена, — не будь я полной идиоткой шестнадцать лет назад, отцом Лизинки был бы ОН!

— Возможно. И даже вполне вероятно, — сухо сказал председатель комиссии по профориентации. — Это, должно быть, тот самый гараж, из-за которого моему предшественнику пришлось в одночасье покинуть свое место.

— Это окончательно убедило пани Тахеци: Лизинка родилась не под счастливой звездой. В первый же вторник после Пасхи ее добило известие, что их примут лишь в четверг, по общему списку. Оскар скрывался в горах, поделиться с мужем она не могла. Поэтому, изобразив крайнее утомление, она слегла в постель. При ее темпераменте это требовало такой силы воли, что в среду она была близка к нервному расстройству. Она осознавала — доктора Тахеци не изменить, он все равно будет вести себя в официальных местах так, словно его поймали с поличным. Любовь к Лизинке подняла ее с постели и вновь привела в четверг в неприветливый коридор к двери, за которой приглушенно слышалось хныканье провалившихся учеников и вопли разгневанных отцов.

Опыт и привычка заставили ее тщательно продумать, как им с Лизинкой повыигрышнее одеться. Готовясь к подобным визитам, не следовало слишком подчеркивать свои достоинства — ведь идешь не столько требовать, сколько просить, особенно если предстоит иметь дело с женщиной. Но на сей раз партнером должен был быть мужчина, даже больше — друг человека, болезненно — она это знала — падкого на женские прелести. Поэтому она поставила на самую сильную карту.

На ней было французское облегающее модельное платье с ярким рисунком, подчеркивающее тонкую талию, высокую грудь и длинную шею. Для Лизинки она выбрала мини-платье без рукавов цвета снега перед восходом солнца.

И теперь с ужасом поняла, что куда уместнее был бы монашеский балахон.

Председателем комиссии оказался человек, за многие годы сросшийся со своей неблагодарной должностью, как средневековый рыцарь — с доспехами. Голова с мощным подбородком, водруженная прямо на могучее тело, производила страшное впечатление. Стало ясно — ее обладатель непробиваем. Белые пальцы выдавали некурящего, старомодный костюм — закоренелого холостяка. И сразу стало все понятно: он совершенно чужд страстей, взяток не берет, а женщин боится.