Владислав Былинский - Конструктор сущностей

Вернулся он через час, робко изумился проросшим на стенах обоям, зашвырнул в холодильник бутылки; бабочки деликатно прятались по углам; свежеокрашенные двери уже подсохли, запах выветрился. Богун подумал, улыбнулся -- и решительно набрал номер.

– - Анна?

– - А, это ты, -- узнал его муж Анны.

– - Я, -- согласился Богун.

– - Ну и как ты там?

– - Устраиваю отвальную вечеринку. Отбываю в мрачный край… в мир иной. Бегу мирской суеты. Всерьез и надолго бегу. Возможно, навсегда.

– - Врешь! -- убежденно ответили ему.

– - Врать неприлично. И незачем. Не вру я. Соберется тесная компания. Все свои. Приходите.

– - Такие же мерзавцы, как ты, -- сообщил муж. -- Не смеши. Не делай из меня идиота! Это твой, -- сказал он в сторону, -- стыд забыл, к себе зовет, -- и, снова в трубку: -- Ладно, передаю ей…

– - Богуша? -- пропела Анна. -- Чего тебе надобно, чудище?

– - А ничего, ровным счетом ничего. Исчезаю я. Похоже, что надолго. Жду. Приходи. И друга жизни приводи… если не сможешь от него отвертеться…

– - А я его и не собираюсь брать! -- с веселым вызовом сообщила Анна. -- Пускай дома сидит, бирюк! Я почти готова, правда, в другое место готовилась, что ж, сменю маршрут!

Первым делом он красиво и аппетитно расставил все на кухне. Затем взялся за облагораживание спальни. Позвонил Котеночечку и Глазу. Котеночечек и Глаз обрадовались и одобрили идею.

Телефонный звонок. Он, что-то мурлыча, поднял трубку.

– - Аня у тебя?

– - Еще не появилась. Что передать?

– - Я тебе, дружок, вот что скажу. Наглец ты, конечно, первостатейный. Я сегодня спокойный: все еще надеюсь, что ты и впрямь слиняешь с наших горизонтов. Вычеркни наш номер из списка! И… Покажись сексопатологу, чудо! Глядишь, найдет способ помочь тебе!

Злобно-обиженные интонации его голоса напомнили Богуну несколько слов, оброненных однажды Анютой. Эти слова, как зерна на пахоте, давным-давно взошли и прижились в нем. Не спорь с рогатиком, -- приказал он себе, -- не оскорбляйся. Избегай злых импотентов и терпи их излияния.

– - Покажусь. Проверюсь…

– - И повежливее с ней! Она все рвется за тобой доглядеть, с тех самых пор. Младенца нашла! Боится за тебя, альфонса. Не обижай ее!

– - Да не обижаю я никого! -- с досадой ответил Богун.

Ну и мерзавец!

Он едва успел привести себя в порядок.

Анна не торопилась переступить порог. Над ее головой молниями мелькнули бабочки; она проводила их рассеянным взглядом -- бабочки растворились в ее зрачках. Спросила, мягкостью голоса сглаживая резкость фраз:

– - Ты один? Любопытно, что ты выдумал на этот раз? Ты все еще на что-то надеешься?

– - Анна, пощадите! -- он щелкнул каблуками, почтительно голову склонил.

– - Когда-то, сударыня, вы приняли на свой счет слова, предназначенные совсем другой женщине! Да, я распоясан, безумен и дик, но в чувствах щедр и постоянен! Поймите, милая Анна: те слова, которые должны прозвучать, томятся и умирают от невостребованности, и только потому, что вы, давным-давно меня простив, из мести или лукавства обходите стороной мою келью!

– - Прочь с дороги! -- твердо сказала Энн, направляясь на кухню. -- Поправь галстук и заткнись. Помогать мне будешь.

Что бы ни творилось вокруг, женские привычки постоянны, -- отметил Богун. И поспешно добавил:

– - В ознаменование неизбежного примирения нижайше прошу отведать чего судьба послала! Я уж и разложил все. Глянь-ка глазом вещим, неподкупным!

Услышав это, Анна резко обернулась и замерла на миг, выискивая что-то во взгляде Богуна. Затем, успокоившись, объявила:

– - Чудесно, милый. Я потрясена: все мужики -- исключительные сволочи! Стоит жене уехать, и в них начинает преобладать главное свойство.

– - Какое свойство? -- благодушно спросил Богун.

– - Сволочность. Как дети малые! -- она в совершенстве владела женской логикой. -- Приходится заступать на дежурство и нянчиться с ними.

– - Зачем -- нянчиться? Мы народ взрослый, умелый. Будет у нас людно, шумно. Запаздывают они, правда. Приличный человек не может не опаздывать… -- подойдя вплотную, он обхватил руками ее лицо. Запрокинул, поцеловал.

– - Помада! -- вскрикнула она, освобождаясь. -- Ну, наконец-то… Я думала, ты не рад!

Вскоре было здесь людно, шумно и славно.

Анна вызвалась помочь с посудой. Они остались вдвоем. Тихо сновали над мойкой бабочки. Обе стрелки на часах смотрели в зенит. Звезды плыли мимо облаков, как ночные кораблики в темном океане. Под окном на три голоса старательно исполняли похабную песню. Он попытался было открутить голову припрятанной бутылке, но Энн остановила его. Сказала: