Владислав Былинский - Конструктор сущностей

– - Напьюсь в ознаменование, -- пригрозил миру Спящий, -- потеряю облик!

Сегодня день бабочек, -- напомнил он себе. Я спал, не просыпаясь и никуда не отлучаясь; видения -- просто сны, глупые полустертые воспоминания о том периоде, когда я был не вполне здоров. Защита памяти, вот что это. Сны -- отстойник застарелых страхов и всяческих неприглядностей… В Центре интенсивной коррекции очень хорошо объясняют подобные вещи.

Татинка, сестра милосердия, совсем не тяготилась предписанной ролью, которую, как следовало предположить, давно и прочно разучила, привыкнув держаться в ее рамках, -- но с Богуном почему-то получилось иначе. Нежность ее сделалась требовательной, а роль оказалась маскировкой от соглядатаев. Он и сам не знал, чем привлек эту покорительницу сердец, повелительницу снов. Ему завидовали. Богуну не хотелось выписываться.

Стояла весна. Жену держали в курсе; посетителей не пускали; дочка, гордясь новым умением, сама подписывала свои рисунки большими корявыми буквами. Папа это малвина она идет домой. Папа это мама она уже не плачит. Папа я очень хочу щенка по имени Барсундук. Папа это мы по тебе скучаем.

Устав от невозможного, Богун уже не поражался удивительному. Не до того ему было. От него требовался точный ход. Слова и логика могли бы помочь. Слова возникали сами, приходили откуда-то, отпихивали в сторону бессловесные недодуманные мысли, -- он не мог полностью довериться этим пришлым словам. Логика? Грубая карта местности, плоская черно-белая спутниковая фотография, она неплохо помогает сориентироваться в незнакомых местах. Но логика, к сожалению, приводила к самым неутешительным выводам. Логика -- сторожевой пес разума -- скалилась и ни в какую не желала признавать главенство чуда. А значит, Богун был безумен: он как бы пребывал сознанием сразу в нескольких различных временах и не умел связать прошлое с днем сегодняшним, чтобы сопоставить воспоминаниям события своей жизни или хотя бы взбрыки разыгравшейся фантазии.

Приноравливаясь к изменяющейся вселенной, испытывая внезапную потребность измениться и самому, Богун, тридцатилетний службист, огонь и воду прошедший, вспомнил вдруг крученый и безалаберный жаргон давней своей подростковой поры. Он сказал:

– -Чувак! Клево! Кайфуй, чувак: забашляла рыбка золотая! Мэнов-герлиц на сейшен аскну, -- оповестил он вселенную. -- Звякну, кликну, призову… Сбегать портвейну взять?

Разглядывая телефон, он долго думал о вещах незначительных: например, о том, что замечательно раскованный язык, на котором когда-то свободно изъяснялось его поколение, рассыпался, перестал быть всеобъемлющим. В нем возникли провалы, очень многое унесено течением, а на поверхности плавал всякий сор, попавший туда из последующих времен, всевозможные "прикиды" и "тусовки". Ненастоящие это слова! -- с легкой озлобленностью объявил он залетевшей на огонек сигареты бабочке. -- Настоящие -- все во мне! Только я их не помню…

– - Оглянись! Столько лет осыпалось! -- ответила бабочка. -- Все нос к стеклу прижимаешь, все тебе хочется те дворцы получше рассмотреть, а их и нет уже. Поезд давно в других краях: бай, бэби, бай… Уймись, забудь, не кисни, встань, прошвырнись, подними градус!

А что? Крылатая дело речет. И забуду. И прошвырнусь.

Богун вспомнил Грегора. Взгрустнул. Грегор бесследно исчез -- а был мужик компанейский и безотказный. Кащей? Давненько не встречал он шефа. Куда их всех утащило? Он успокаивал себя тем, что сегодня, согласно плану, начал набирать обороты проект. В проект вовлечены спецы по теневым мирам и практикующие маги. Кто знает, сколько странного и невозможного заложено в этой рисковой задумке?

Близится славный июньский вечер, -- размышлял Богун, -- отчего бы и не прошвырнуться, в самом деле? Одеться по-кабацки. Пеструю павлинью рубаху. Ботфорты со шпорами. Блокнотик перелистать, встретиться, собраться, -- вспомнить, поспорить, покричать друг на друга. А выговорившись, врасти в ночную тишину. В час луны жестокой и безлюдных улиц; в час раскрытых крыльев над розовой водой. В сосредоточении, в шепоте звезд, в чутком молчании посвященных попытаться отреставрировать рухнувшее…

– - Опасно! -- просигналил ему недремлющий Страж.

Конечно, опасно. Жизнь -- опасное занятие. Нелегкая ноша для работников спецслужб.

В недавнем бреду он ощущал себя Мытарем -- человеком, сумевшим проникнуть в его мысли и заблокировать их. Возможно, этот загадочный Мытарь и выходил его там, в лесу. Он мне больше чем брат: теперь он часть меня самого. Я верю Мытарю, он присмотрит за Элли. Элли рано или поздно разыщет свою маму.