Джефф Вандермеер: Борн

Той же ночью мы вернулись в Балконные Утесы, чтобы разобрать завалы и начать жизнь снова.

Странные животные, оставленные в этом мире Компанией, живут сейчас среди нас. Им свойственно ненасытное любопытство, как и Борну, но им ничего не нужно от старого мира. Они сами себе хозяева и сами распоряжаются своей жизнью, хотя кое-кто из людей все еще смотрит на них, как на еду или на ресурсы. Но меня утешает их бесстрашие и упорство в достижении своих планов. Пройдет время, и они обгонят нас, история города станет их историей, а не нашей.

Последыши наводили на всех ужас еще какое-то время, но им самим пришлось справляться с ужасом существования без своего повелителя. Многие из них умерли в течение трех-четырех лет, оставшиеся создали свое общество, более цивилизованное и более опасное, чем наше. У них возник собственный сложный язык, состоящий из чириканья и уханья, и начали складываться свои традиции. Нынешним детенышам уже не присуща бездумная агрессия, они куда более похожи на настоящих медведей. Подозрительны, умны и ведут себя осторожно, явно куда лучше осознавая свое место в мире, чем их предки.

Дикие дети, созданные Морокуньей, растворились среди населения города. Некоторые, безнадежно изуродованные, сохранили тайные поселения в недрах города, под фабриками. По ночам они выходят, чтобы наводить на людей ужас или же просто напомнить нам о своем существовании. Но их становится все меньше, и они уже не в силах удерживать свою территорию, как при Морокунье.

Некоторым удалось даже порвать с прошлой жизнью. Кто-то вернулся в семьи, принявшие их обратно, несмотря на физическое уродство и психозы. Те, у которых семей не было, стали селиться под мостами и в заброшенных зданиях. Они не могли стать вполне нормальными, и с этим ничего нельзя было поделать.

Теперь я могу пройтись по засаженной молодыми деревцами улице, зайти на рынок, где люди обмениваются товарами под самодельными тентами. Я могу это сделать, хотя в городе еще остались опасные районы, где царит насилие и куда я никогда не сунусь. Иногда мы видим странные огни в районе обсерватории, некоторые явно электрические: осколки старого мира возвращаются к нам. Люди чистят и копают колодцы, вокруг которых образуются новые поселения, сажают овощи. Ходили даже слухи, что где-то уже появились сады.

Мертвых «астронавтов» на перекрестках становится все меньше. Остались только мы и те чудовища, которые стали частью нашей жизни и навсегда пребудут с нами. В этом новом и одновременно старом городе мне не нужно никакой власти, кроме власти над собой. Я всегда хотела, чтобы над городом не властвовал никто: ни Компания, ни Морд, ни Морокунья. И даже не Борн – хотя я и любила его.

Какое-то время я часто видела около Балконных Утесов маленького лиса. Он всюду следовал за мной. Я смотрела в его яркие глаза, на острые ушки и легкий бег и спрашивала: ты специально выбрал меня? Ты хотел, чтобы я нашла Борна? Или все это было случайностью? Ошибкой? Знал ли ты, что случится, когда я его найду? Я не ждала ответов, а через какое-то время лис исчез и больше не возвращался.

Вик уверяет меня, что мы живем в альтернативной реальности, на что я возражаю, что это его Компания всегда была альтернативной реальностью. А мы каждый день создаем настоящую реальность, наши реальные действия создают многочисленные реальности, пока мы живы. Я говорю ему, что Компания – это прошлое, пытавшееся жить за счет будущего. А будущее – это мы.

Мерцающий небесный риф, распространяющий вокруг себя флюоресцентное свечение, и каждая звездочка может иметь жизнь на планете, вращающейся вокруг нее.

Существует ли где-нибудь иной мир за пределами нашего? Может быть, сверкающая стена серебряных капель означала именно это? Проход в другой мир? Или это просто был самообман?

Не важно.

Мы можем создавать мир прямо здесь и сейчас.

Свой мир.

Когда мы вернулись, Балконные Утесы были пусты. Мы вошли осторожно, готовые дать отпор и прогнать захватчиков, но медведи уже покинули их, а прочие были слишком напуганы, чтобы попытаться захватить нашу территорию. Последыши уничтожили и поломали массу вещей, но особенно нас развеселило то, что невозможно было понять, что именно они сломали, а что не трогали – разве что по оставленному помету. Многие дыры в стенах проделаны были еще Борном. Мы словно впервые увидели свое жилище и вдруг осознали, что до сих пор жили на слегка прибранной помойке, и теперь нам предстоит куча работы.