Джефф Вандермеер: Борн

Какую-то долгую минуту я лежала не шевелясь, гадая, что увижу, поднявшись на ноги. В конце концов я встала и посмотрела на город. Мертвых тел видно не было. Вообще не было никаких останков. Стервятникам не досталось ничего.

Морд с Борном исчезли, словно и не существовали никогда. Город затих, только поскуливали горюющие последыши, да струйки дыма по-прежнему поднимались там и сям над руинами.

Я чувствовала себя опустевшей. Горевала о своей потере, едва могла дышать от горя.

Он родился, но его породила я.

Я знала, что в конце Борн испытывал ужас смерти. Знала, что он мучился не напрасно, оставив нам в дар лучшую жизнь. Я горевала о ребенке, которого помнила – добром, любопытном, милом ребенке, который просто не мог перестать убивать.

Мой рассказ приближается к концу. Собственно, осталось написать только о моей теперешней жизни.

Возле колодца, в конусе, служившем нам временным убежищем, я кормила Вика с ложечки, словно он был редкой и хрупкой птичкой, пока его организм избавлялся от остатков яда. Я заставляла его пить воду, промывала и перевязывала раны. Разговаривала с ним, хотя он по-прежнему меня не слышал, и все время держала его за руку. Еще я охраняла его от врагов, но их больше не было.

Все это время я рассказывала ему, как его люблю. Что он – личность, и что он – человек. Я снова и снова повторяла, что люблю его, потому что мне казалось – умолкни я хоть на минуту, и он умрет, а у меня никогда больше не будет шанса сказать ему об этом.

Мы с ним вечно находили друг друга, теряли и находили снова – так было всегда в нашей жизни. Я не знаю, как еще это выразить. Возможно, только мое прощение могло сделать Вика человеком. И мы могли бы быть людьми вместе.

Дождь шел три дня и три ночи. Это само по себе было странно, но дождь был совершенно необычным. С неба сыпались самые разнообразные существа, и еще больше их прорастало из упавших на землю капель. Высокие заросли травы покрыли землю вокруг конуса, расстилаясь волнующимися полосами, я заметила новые листочки на давно уже мертвых деревьях на склонах холмов. Позднее я узнала, что на многих улицах города распустились цветы и разрослись лианы, о которых уже много лет никто слыхом не слыхивал. Сквозь шум дождя доносились трели птиц, давно попрятавшиеся животные потихоньку выходили из своих укрытий.

Разумеется, большая часть этих существ была биотехами. Струи воды, пролившиеся на безжизненную пустошь, размочили последние ловушки, буквально взорвавшиеся живыми облаками, огромные рои пчел или каких-то существ, похожих на пчел, поднялись над болотами и рассеялись порывами ветра. Какие-то длинные гибкие твари выбрались из-под земли после долгой спячки и, подозрительно, но несколько смущенно оглядевшись, отправились на своих кривых лапках копать новые норы.

Отстойники переполнились, заливая здание Компании, затопляя равнину, мы никогда не узнаем, сколько новых существ появилось именно оттуда. В городе обнаружились целые косяки гибких, скользких алко-гольянов, вместе с другими организмами они быстро заселили руины улиц, пещеры, любые щели. Людям, давно привыкшим к нищете, город вдруг показался… настоящим рогом изобилия.

На третий день поток воды иссяк, влага испарилась или ушла в землю. Зелень снова исчезла, многие новые животные умерли, спрятались или были съедены. Человеку, увидевшему город в первый раз, он, возможно, вновь показался бы разрушенным и бесполезным. Но это было не так. Многие существа выжили и укоренились. Некоторые даже процветали. Вода дочиста промыла город, и то, что она принесла с собой, было не менее важно, чем то, что она унесла.

На четвертый день Вик открыл глаза – ясные и чистые. В его взгляде больше не было боли. Он с трудом поднялся на ноги и с улыбкой посмотрел на колодец.

Я сохранила Вику жизнь. Я потерпела поражение во многих вещах, но Вику я сохранила жизнь.

В первые же минуты, когда в нем проснулся разум, он произнес один из наших паролей, чтобы доказать, что он – это он.

– Они нам больше не нужны, – сказала я.

Какое-то мгновение он выглядел озадаченным, а потом на его лице отразилось понимание.

Человек менее цельный, чем Вик, окружил бы себя ложными воспоминаниями, придумывал бы истории о прошлой жизни, лгал бы – или же полагался бы на фальшивки, заложенные в него Компанией. Но Вик этого не сделал. Он отказался от всего, предпочитая одиночество плену.

– Ты спасла мне жизнь, – сказал Вик. Он меня поцеловал, и я позволила ему это.