Джефф Вандермеер: Борн

Скоро ты поймешь, что я не то, чем тебе казался. Я, скорее, ближе к Борну, и каждый раз, когда ты говорила мне, что он личность, я чувствовал себя не-личностью. Я чувствовал, как оболочка моей человечности сжимается. Я не виню тебя за это, но для меня все обстояло именно так.

И всегда так будет.

Ты должна поверить, что специально я не делал ничего, чтобы причинить тебе вред. Все, что я делал все эти годы, было ради безопасности, твоей и Балконных Утесов. Я очень надеюсь, что ты мне поверишь.

Я прочла письмо Вика, еще сидя в нашем временном убежище. И мучительно обдумывала его все время, пока мы шли к зданию Компании. Обдумывала, когда ухаживала за Виком, поила его, заставляла идти дальше. Каждый раз, глядя на него, я видела что-то иное и чувствовала себя иначе. Как будто он стал зеркалом или окном, вид из которого постоянно менялся.

Когда начинало казаться, что у меня нечего больше отнять и меня уже невозможно сильнее унизить, то, что должно было помочь, принесло новые потери. Что, если я действительно хотела потеряться? Что, если та, прежняя я, была умнее, мудрее нынешней, когда собиралась лишить меня всех воспоминаний? Ради выживания. Ради возможного в будущем счастья. Что, если я всегда была несчастна потому, что когда-то помнила о счастье?

У нас всегда есть выбор, хотя бы между собственной смертью и амнезией. Я поняла, какая тяжесть все это время лежала на Вике. Этот секрет мог убить его, пусть и иначе, чем болезнь. Секрет, который многих в городе заставил бы его возненавидеть, а то и желать ему смерти. Почитатели Морда, возможно, попытались бы вознести его на пьедестал, что тоже закончилось бы смертью.

Возвращаться оказалось ничуть не легче, даже труднее. И единственная истина, которую я вынесла из этой борьбы, это то, что вся моя жизнь – борьба. Истина эта помогла мне в том сером, нудном состоянии тоски и запредельных усилий. То есть я уже совершенно выбилась из сил, но все еще боролась.

Мелкие зверюшки ничем не могли мне помочь: у них были собственные цели и устремления. Их не волновало, насколько болен Вик и до какой степени устала я. Они теснились вокруг мертвого тела Морокуньи, обнюхивали ее, лизали ей лицо и руки, а потом просто оставили труп и разбежались по своим делам. Наверное, тело так и сгнило там, под землей.

Это было словно отражением того, что я сделала с Виком, точнее, того, что я еще не сделала в тот момент, но потом мне все равно пришлось бы сделать, пока я еще была в состоянии. Хуже всего было то, что я не могла справиться с мерным ходом времени. Каждое мгновение представлялось мне четким и цельным, и каждое из них было само по себе. Нужно было как можно скорее найти временное убежище для Вика и каждая пропадающая секунда отдавалась в теле физической болью. Чтобы уйти от мыслей о произошедшем несчастье, я вспоминала родителей, наши долгие изнурительные походы, их щедрую помощь и мужество. Ведь это именно они привезли меня сюда, а значит, я не могла сдаться и подвести их.

В какой-то момент оказалось, что я все еще слышу шум битвы. Мы по-прежнему скрывались в здании Компании, но и сюда доносились отголоски яростного боя между Мордом и Борном. Другое дело, что когда ты видишь, как безвозвратно уходит время, когда ты уверена, что умрешь прежде, чем удастся обрести свободу, некоторые вещи теряют важность. Я слышала звуки их битвы словно издалека, сквозь мутную толщу своих воспоминаний.

Мне удалось протащить Вика сквозь оставленный Компанией мусор. Я заволокла его наверх через настоящий торнадо обломков, вся в синяках и царапинах, скользя и оступаясь, протащила его через «протрещину». И вот мы оба придушенно охнули, с облегчением падая на кровавый песок у отстойников, совсем рядом с их опасным мелководьем. Мы кое-как выползли на свет, опасаясь, что он станет причиной нашей смерти, и обнаружили, что стража покинула эти места: последыши исчезли. На горизонте висел какой-то мираж, но мы были не способны его понять.

Два огромных существа сражались на горящих руинах города. Сшибались, расходились и вновь кидались друг на друга – вымотанные боем и собственной жестокостью. Серый дым столбом поднимался в небо и расплывался стаями черных стервятников, круживших, словно колючие темные венцы вокруг двух исполинских голов.

В длинном узком ходе Вику опять стало плохо. Он бы упал там без сознания, если бы я не следила за ним. Подхватив его, заставила двигаться вперед и поддерживала голову, когда его рвало. Яд уже глубоко проник в тело: вены чернильными линиями прорисовались на багрово светившейся коже, губы почернели. Он дышал быстро, прерывисто, от него шел ужасный запах.