Геннадий Прашкевич - Юрьев день

– …и придут идейные аскеты!

– Нет, они не придут, – возразил Алекс. – Теперь уже не придут. Мы никогда больше не будем жить так, как жили до кризиса. – Он оглядел стол, куски прекрасной копченой косули, темное вино в бокалах, салат, телячьи языки, серебряные приборы, обернулся к бару, где на полках красиво переливалось цветное стекло. – В общем, я понимаю тебя, Анар. Новый стиль жизни пугает в первую голову таких, как ты. Но недовольство кучки людей не повод тормозить ход истории.

Мы услышали аплодисменты. Это снова аплодировал человек в армейской рубашке.

– Извините, я все слышал. Хотите небольшую цитату?

Поскольку никто ему не ответил, он принял это за разрешение.

– Нравственное помешательство, – произнес он, – это психическая болезнь, при которой моральные представления теряют свою силу и перестают быть мотивом поведения. Доходит? При нравственном помешательстве человек становится безразличным к добру и злу, не утрачивая, однако, способности теоретического, формального между ними различения. Вы это имели в виду?

– В общем, да, – кивнул Алекс.

– Не ново, но интересно, – поаплодировал человек в армейской рубашке. – Мысль о нравственном помешательстве была высказана господином издателем Павленковым еще в одна тысяча девятьсот пятом году, но и сейчас остается верной, – знаток Павленкова, как и Анар, не спускал внимательных глаз с таинственно мерцающей реки. – А то все хотят жить, как жили дриопитеки. Спрыгнул с дерева, нажрался ягод и грибов, поймал ископаемого кролика. Но с набитым животом по веткам не попрыгаешь. Дриопитек-гедонист, как вы правильно выразились, – поаплодировал незнакомец Алексу, – обратно на дерево не полезет. Так что дело, конечно, в инновациях. Все остальное мы уже пробовали. Спустившись с дерева, дриопитек должен получить защиту от случайностей, а то все привыкли повторять: прогресс, прогресс, а какой прогресс, если даже этапов его никто не помнит!

– Что вы имеете в виду? – заинтересовался я.

– Компьютер прежде всего. Вспомним о компьютере. Вот изобретение, изменившее мир. Налицо качественный скачок. Но все устаревает. Появляются все новые и новые модели компьютера, но это всего лишь очередные модели. Да, они работают, выдают прекрасные результаты, но далеко на этом уже не уедешь, нужна другая парадигма, аплодирую вам, – кивнул человек в шортах вконец польщенному Алексу. – Хватит умных разговорчиков про умные кнопки турбо, гибкие дискеты и прочие каменные топоры. Давайте перечислим как можно больше компьютерных реликтов сразу, чтобы не возникало соблазнов к ним вернуться, а? Вот кто помнит монохромные мониторы? Или матричные принтеры, в которые вставляли копировальную бумагу, когда кончалась краска? Или спектрумовские игрушки, которые грузились с кассет по полчаса и далеко не всегда с первого раза?

– Перфоленты, – напомнил Алекс.

– Ну это уж совсем каменный век. Скорее уж вспомним неоткрывающиеся мыши. Их макали в стакан со спиртом, чтобы очистить шарик, постоянно забивающийся грязью. – Человек в армейской рубашке поаплодировал сам себе. Он не отводил зачарованного взгляда от грозовой реки. – Или файлы config.sys и autoexec.bat. Пиратские диски-многоигровки по пятьсот игр на каждом. Горизонтальный настольный корпус для системного блока, подключения по диалапу на скорости четыре тысячи восемьсот бод. Помните этот характерный звук? – пощелкал языком гость. – Игры, в качестве защиты от пиратства требующие цитат из мануала. Выгрузка драйвера мыши и кейруса для освобождения памяти, которой всегда не хватало…

Ударили раскаты грома. Анар наконец не выдержал, вынул мобильник: – Кто там работает со сваркой? Гоните всех отдыхать, – и озадаченно переспросил: – Как это на стройке никого нет?

Загадочные вспышки правда ложились на воду ярко.

– Может, там водолаз? – засмеялся я, и сам полез в карман за мобильником.

Экранчик телефона высветился. А номер опять не определился, как ночью. Наверное, французская домохозяйка, усмехнулся я. Летит в самолете, видит маленькую Луну или поглощаемый черной дырой город и удивляется, почему это мы с Алексом еще не в Париже?

«Она, правда, появилась?»

«Луна?» – спросил я.

Прозвучало не умнее, чем ночью: «Винтовка?»

Государственные границы закрыли 22 июня.

В аэропорту Толмачево (международном) погасли электронные табло.

По пустым лестницам и переходам бродило неясное эхо, залы показались Буковскому непривычно просторными. В буфете сидели два местных алкаша из обслуги, громко радовались. «Ты олень, бля! А я в пятнадцатилетнем возрасте в математике шарил, на с++ писал». Разыскав дежурного, Буковский внимательно просмотрел официальную распечатку последних ушедших из Толмачево рейсов.