Эльвира Вашкевич - Метро

Бетонная плита, невесть каким манером попавшая в тоннель, подвернулась Лехе под ноги, он споткнулся, упал, распластался на сыром полу, ткнувшись носом в вонючую лужицу гнилой воды, подернутой масляной, радужной пленкой. Силы оставили Леху, и он лежал, тяжело дыша и закрыв глаза.

- Фиг с вами, забирайте! Только поганое я приобретение... - всхлипнул он в темноту тоннеля, и тут же открыл глаза, озираясь. Желтый паровозный луч оставил его, не метался больше под потолком, не слышно было бодрого "чуханья", не было резкого, до боли в глазах, дымного запаха. Тусклые красноватые лампы, редко разбросанные вдоль стен, освещали мрачноватый, заброшенный тоннель, с потолка которого монотонно сыпалась водяная капель, в точности, как с крыш по весне.

Леха поднялся, припадая неловко на подвернутую, болящую ногу. Застонал, ощутив внезапно все боли и усталость измученного тела. Прислушался. Нет, ничего, тишина. Только "кап-кап-кап" водяное слышалось, будто тают лениво сосульки под прохладным еще весенним солнцем. Он вздохнул с облегчением. Обернулся, скорчил рожу в тоннельную даль, высунул язвительно язык.

- Хрен вот вам, выкуся! - и скрутил дулю невидимому, далекому уже призрачному поезду. - Не поймаете, интуристы!

Плита, о которую Леха споткнулся, показалась удобной, и он присел на нее, с трудом сгибая костенеющие, болящие колени, кряхтя стариковски. Сам не заметил, как задремал, раскачиваясь взад-вперед, суча ногами, размазывая по тоннельному полу лужицу гнилой воды.

Снился Лехе привычный, уютный даже чем-то подвальчик, и Верка вновь жарила докторскую колбасу, забывая переворачивать ее на алюминиевой сковородке - уж очень увлеклась Толяном, то на колени к нему присаживалась, то прислонялась грудью к его плечу, мурлыкая, как сытая кошка. Голая лампочка моталась под потолком, закручивая спирально провод, и Маруська прижималась к Лехиной груди затылком, сглатывая слюни: очень ей колбасы хотелось. Леха тоже жадно смотрел на сковороду, и в животе его урчало от голода, под ложечкой посасывало до боли. Толян, усмехаясь, достал из-за пазухи бутылку, взболтнул ее картинно.

- Ну что, ребятки, выпьем за помин Лехиной души? - предложил. - Хороший был человек Леха, вот только по карте ориентироваться не мог. Заблудился в метро.

- Это чего за помин моей души? - удивился Леха. - Я ж живой еще.

- Ну, это временно, - расхохотался Толян, и голос его отразился гулко от подвальных стен, будто в пещере, заметался гудящим эхом.

- Погоди, Толян! Я ведь выберусь, - пообещал Леха. - Доберусь до тебя, все тогда припомню. И карту эту, по которой ты меня в путь отправил. И щупальца, что в тоннелях извиваются. А особо - поезд этот дурацкий. Не иначе, как ты, Толян, его на меня натравил.

- Мечтай, Леха, мечтай, - искривил губы усмешкой Толян, и водка из бутылки с отбитым горлышком плеснула Лехе в глаза, вызывая жгучую, разъедающую боль.

Леха закричал во сне, вскидывая руки, защищаясь от неведомой опасности. А Толян все смеялся и смеялся, и Веркино лицо расплывалось колбасным куском, а Маруська подпрыгивала неловко, пытаясь добраться до сковородки, уже полнящейся дымным запахом подгорелой докторской колбасы.

Глава вторая. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - "Коммуна".

Леха проснулся от собственного крика. Показалось даже на мгновение, что чует колбасный запах, но нет, пахло лишь гниловатой водой, сыростью, плесенью, и еще чем-то неизвестным, но представляющимся заброшенностью и ненужностью. Точно так пахнут все дома, назначенные на слом, когда жильцы уже давно выехали, часть стен разрушена, и из прорех в дырявой крыше льет в квартиры осенний, мерзостный дождь, размывая остатки штукатурки.

Леха огляделся. Тоннель простирался в обе стороны, казалось, бесконечно. Не было видно ни поворотов, ни ответвлений - ровная, прямая линия, будто выгрызенная гигантским кротом в скале. Присмотревшись, Леха сообразил, откуда появились у него мысли о кроте: стены были бугристы, никакого намека на отделочную плитку или даже обычную штукатурку и в помине не было, лишь неровный, растрескавшийся кое-где камень, покрытый липкими потеками плесени.

- Это не похоже на метро, - заявил Леха вслух, чтоб только услышать свой голос. Внутри противным комариным писком зудел страх. Не хватало еще заблудиться под землей. А в этом милом местечке, похоже, нога человека не ступала лет сто. А, может, и все двести. Так и будет лежать Лехин труп на радость окрестной живности, вроде крыс. То-то порадуются - столько еды. Правда, костлявой, но крысы, говорят, и кости разгрызают с удовольствием.