Анатолий Величковский: Богатый

— Заходите! — предложил художник, распахивая дверь и делая рукой широкий жест, вместе с наклоном головы. Богатый солидно вошел, охватывая взглядом обстановку. Пахло масляной краской, холстом свежей картины. Круглых окон было два, мольберт стоял повернутый к свету, дырявый стул, койка, застеленная кое-как защитным одеялом. На эту койку и посадил своего неожиданного благодетеля рыжий художник.

— Холодно! — воскликнул Богатый, растирая руками свои ляжки.

— Я привык, не топлю, мне тепло вредит, — сразу же отпарировал неприятный намек рыжий и гордо задрал свою бородку. Под бородкой его Богатый увидел медный крест, к нему была прикреплена серебряная лира.

— Сумасшедшие все они, — подумал Богатый и, растирая колени, как бы вслух думая, сказал: — Да-с, да-с, пришел с заказом.

— Портрет? — спросил художник с нетерпением.

— Нет, не угадали, дорогой мой! Вы, несмотря на ваш талант, не очень догадливы.

— При чем тут мой талант? — удивился юноша.

— Ну, как же, ведь у вас, художников, говорят, интуиция чрезвычайно развита, вдохновение и всякая такая штукенция! А я простой смертный, что я могу? хотя я знаю одну штуку, за тем и обращаюсь к вам. Штука в том, что сам-то я рисовать не умею, а знаю, что следует рисовать для денег. Деньги у вас будут и у меня. Вы получите свое — за работу, а я за идейку. Задаток я вам тут же уплачу… Идет? По рукам?

Художник слушал Богатого очень внимательно. Он, в сущности, готов был принять любой заказ, ибо буквально голодал.

— Идет! идет! — сказал он, — но что вы хотите, чтобы я написал, если это не портрет?

— Мы прославимся с вами, — воскликнул Богатый, закатывая глаза в потолок.

— Ну, хорошо! — не без иронии вставил свою реплику рыжий и наклонил голову, чтобы подчеркнуть свое внимание.

Но Богатый решил, что следует помучить художника перед тем как разложить перед его глазами раскрытые карты. Он таинственно молчал, а юноша в нетерпении спрашивал:

— Рекламу для зубной пасты?

Богатый отрицательно покачал головой.

— Для воды? — и снова отрицательный кивок.

— Икону?

— Нет, нет, я вам говорю, что тут вы никогда не угадаете! — с легким смехом перебил вопрос Богатый и сразу перешел к делу.

— Мне нужны картины, штук десять, размером скажем шестьдесят на сорок, — объявил он и снова солидно умолк.

— Значит, самое главное размер? — удивился рыжий.

— Да нет, я из экономии красок, полотна. Размер можно хоть и два метра пустить. Только это напрасно. Вы мне нарисуете автомобили с поломанными крыльями. Чтоб в одном подвернулось колесо, стекла были разбиты, в другом чтоб на сиденье кровь была и пудреница лежала, очки там забытые, ну, словом, побольше фантазии, главное, чтобы крылья были расквашены и нос задран, и руль сломан. И марки разные чтоб были: «Дрин Дрон», «Шиномаз», «Гальвани-Брыц», «Кобурон-Водовод», словом, вы же знаете, что я вас учу? Марка — важная вещь, она очень, очень привлекает. Знаменитость марки для нас теперь все, не правда ли?

Во время всей этой импровизации Богатый вдохновенно смотрел в потолок, он думал, что художник увлечен его речью, внимает и тает от умиления.

— Стоп! Молчать! — вдруг услышал Богатый грозный окрик. Заказчик даже глазам не поверил, до такой степени изменился в лице рыжий художник. Бородка его дрожала, глаза горели, он топал ногами, молча, не в силах произнести ни одного слова.

— Что с вами? — воскликнул Богатый, привставая.

— Я знаю! — вымолвил художник сквозь зубы, — знаю! — крикнул он.

Богатый удивленно развел руками, всем своим видом выражая непонимание и невинность.

— Вы! вы! Хотите, чтоб я изображал автомобили? — выжимал художник слова с болезненной отрывочностью, — дьяволу я не слуга! Автомобиль — пакость дьявольская! Автомобиль — плод соблазна! Главный, самый адский! А я буду вам их изображать? Да вы кто? Кто вы? Посланник сатаны? Вам нужна реклама несчастных случаев? В мерзости я не имею права принимать участия! Я защитник Бога! Его мира, его добра! Нет, это не по моей части. Уходите!

Богатый захохотал, все, что говорил художник, казалось ему чрезвычайно забавным, в особенности упоминание о Боге.

— Вот деньги! — перебил речь художника Богатый, — это важно, а то, что вы рассказываете, ничего путного ни вам, ни мне не принесет, — тут он показал рыжему набитый до отказа кошелек.

— Я не Иуда! — завопил художник так, что стены задрожали и Богатый зажал уши. Но в уме у него сложилось предположение: играет роль, набивает себе цену. Поэтому он и оскорбление снес (он был очень обижен за автомобиль) и стоял, не теряя надежды.