Кристиан Бэд: Апокалипсис откладывается

Трепет отпустил наконец Рой-Цоха. Он сидел, задумчивый, еще довольно долго, пока послушники не загремели медной посудой и над молельным домом не зазвенели диски, призывающие в трапезную. Новый день пришел. Свершилось. Вновь минула смертная чаша – в долгую ночь Сия не сожрал белоголовый Хадрас – демон ужаса долгой ночи. Вновь родилась Ноа – голубая звезда счастья и благодати живущих. Слава Мантейе!

Рой-Цох поднялся и, придерживая мантию, заспешил в трапезную, где монахи уже раздавали дымящиеся сладкие лепешки, и острые пряные травы с Островов Забвения в изобилии лежали на столах. Монахи не ели мяса. Только по большим праздникам приобщались они к белковой пище, и то лишь в случаях, если смерть Просветления заставала кого-нибудь из гостей или странствующих на каменных скамьях Мантейи. И тогда этот божий дар – труп случайного путника – монахи съедали с благодарностями и молитвами. Съедали в полном молчании, дабы священная плоть не была осквернена слабыми человеческими речами. Рой-Цох чувствовал запах лепешек, и его молодой, любящий работу желудок, задавал жару мускулистым ногам.

Но в трапезной, сунув в рот первый пучок трав, завернутых в кусок лепешки, он тут же начал разглядывать монахов, в поисках друга, которого собственно и шел повидать в эти далекие святые края. Его молочный брат Марасах (в миру – Рамат), принял два года назад сан послушника, и Рой-Цох очень хотел теперь увидеть его. Глотая ароматный хлеб, он почти уже слышал в мыслях, как скажет возмужавшему, наверное, послушнику в лиловой рясе: «Небесных даров и раннего восхода тебе, Рами», И брат засмеется в ответ и скажет: «А ты все такой же худой, Рой-Це, отцовское наследство не ударило тебе в бока»…

Время шло, а лицо брата так и не возникло в толпе послушников. Где же Рамат? Время утренней молитвы давно кончилось.

Едва утолив голод, озабоченный Рой-Цох вышел из трапезной воротами Манве и поспешил по направлению к кельям. Навстречу ему, по вымощенной двухцветными плитами дорожке, шел Третий настоятель. Идущие из трапезной монахи проворно уклонялись с его пути. Отступил и Рой-Цох, но настоятель вдруг сам свернул к нему.

– Господин Зароа, я не ошибаюсь? – спросил он, чуть прицокивая, на старом языке. Рой-Цох, не понятно почему, вдруг напрягся.

– Да, господин Третий настоятель, – ответил он тихо, но дрожь в голосе все равно была слышна.

– Зовите меня Наставник, – улыбнулся настоятель всем своим морщинистым личиком, и змеиные зубы его блеснули ослепительной желтизной. – Вы ищите брата Марасаха? Я провожу вас.

Вскоре, озадаченный и встревоженный, Рой-Цох был доставлен к тесной, вытесанной в камне келье. Ожидая увидеть брата, он быстро шагнул за травяную занавеску, но в келье, кроме маленьких весов, жаровни, лежанки из сухой травы и статуи Мантейи Закутанной В Плащ, не было ничего. Рой-Цох уставился на нишу, завешенную тряпкой, в надежде, что оттуда выйдет сейчас Рамат.

Третий Настоятель проследил за его взглядом и, склонившись по-лягушачьи, отдернул импровизированную штору. Во второй, такой же тесной келье, едва освещаемой маленькой лампадкой, действительно был Рамат – бледный и неподвижный он лежал на травяной подстилке.

В первое мгновение Рой-Цоху показалось, что брат мертв. В немом ужасе от увиденного, он опустился на четвереньки, склоняясь перед ликом смерти, но тут настоятель засеменил, выворачивая ступни, к травяному ложу Рамата, и поманил Рой-Цоха. Тот, почти раздавленный такой непочтительностью, все-таки сделал два или три шага на четвереньках. Настоятель же зажег от лампады тоненькую лучинку и поднес к губам умершего. И Рой-Цох увидел, как пламя колеблется от дыхания Рамата.

Не зная, как приличествует вести себя в подобных случаях, он, как и был на четвереньках, дополз до брата и сжал в ладонях его теплые ступни. Ощущение этого тепла потрясло его до слез. Он с трудом проглотил готовые вырваться рыдания:

– Так он не умер…

– Твой молочный брат Ушел По Воде, – благоговейно прошептал Третий настоятель.

Редкий монах, даже здесь, в садах Мантейи, прославленных духовидцами и Блуждающими В Тени, отваживался на то, что совершил молодой послушник Марасах. В летописях упоминалось, что в последний раз около трехсот лет назад к такому же поиску родника откровения прибегнул тогдашний Хранитель Плаща Мантейи. В его записях скрупулезно был описан путь Души от тела, оставленного в верхнем саду, до сиятельного Престола Раскаяния в царстве Умерших.