Антон Фарб - Перед рассветом

Открыла дверь, окинула равнодушным взглядом наши халаты, и усталым голосом пригласила войти. Даже не спросила удостоверения. «Проходите. Мы вас ждали».

Дядя Паша отодвинул меня плечом и первым вошел в небольшую прихожую.

— Где пациент? — угрюмо поинтересовался он.

Я вошел следом и прикрыл за собой дверь.

— Там, — ответила женщина, указав рукой по коридору. — Первая дверь налево.

Дядя Паша обернулся ко мне.

— Давай бумаги.

— Сейчас-сейчас, — вдруг засуетился я, пытаясь открыть саквояж. Разумеется, замок заклинило. Дядя Паша отобрал у меня саквояж, открыл его, достал папку с актами, вернул чемоданчик мне и сказал:

— Работай.

Я опешил. Я что, должен буду войти туда один? А как же «держись за спиной и не выпускай из виду»?! А вдруг там…

— Где можно заполнить бумаги? — Мой куратор уже обращался к хозяйке квартиры, не обращая не меня ни малейшего внимания.

— На кухне вам будет удобно?

— Вполне.

Они ушли, а я остался в коридоре с раскрытым саквояжем в руках. В полном одиночестве. Теперь придется идти в ту комнату и все делать самому. Надо было попросить у Семеныча пистолет…

Старик лежал на кровати, укутанный одеялом по самую шею, и мне была видна только его голова. Лысая, как биллиардный шар, туго обтянутая тонкой, напоминающей пергамент желтоватой кожей и покрытая темно-коричневыми пигментными пятнами. Он не спал: его похожие на маслины глаза были открыты и тупо пялились в пространство.

Мне стало не по себе.

Он вряд ли даже понимал, кто я и зачем пришел, но мне от этого было не легче. Отнюдь. Я усилием воли отвел глаза в сторону и осмотрел комнату. Комната как комната. Кровать, шкаф, плотно задернутые шторы и неистребимый запах старости. Главное — тут больше никого не было. Все пройдет спокойно. Как и должно быть. Без эксцессов.

Я уселся на табурет у кровати и поставил себе на колени докторский чемоданчик, по традиции именуемый «саквояжем». Пора приниматься за работу.

Шприц, ампула. Вата и спирт — не обязательно. Наполнить шприц. Одного кубика более чем достаточно. Пузырек воздуха выдавливать не нужно. Все готово…

Я откинул одеяло и закатал рукав его пижамы. Потом аккуратно всадил в него иглу и надавил на поршень. Через две секунды старик был уже мертв. Вот и все… Стоило так трястись! Вот старик уж точно ничего не заметил. А если заметил, то не обратил внимания.

На меня нахлынуло какое-то ненормальное спокойствие. Полная невозмутимость. Равнодушие. Апатия… Э, нет! Все нормально. Я в полном порядке. В полном.

Где там дядя Паша? Долго он еще будет с бумажками возиться? Поскорее бы убраться из этой провонявшей старостью и смертью квартиры.

Поскорее бы.

— Закончил, стажер? — Дядя Паша (теперь я имел полное право так его называть) ждал меня в прихожей.

— Закончил, дядя Паша, — ответил я, стараясь сделать это как менее самодовольно. Все-таки хозяйка квартиры стояла рядом, в дверном проеме, ведущем на кухню.

— Уже все? — спросила она, и в выражении ее лица впервые мелькнуло что-то похожее на растерянность.

— Все, — подтвердил дядя Паша и протянул мне заполненные акты. — Спасибо вам за сотрудничество. Нам пора.

— Постойте… Вы уже уходите? Может быть, чайку?

Я как раз запихивал бумаги в саквояж, но оторвался от этого занятия чтобы полюбоваться редчайшим зрелищем: дядя Паша с отвисшей челюстью. Будет о чем рассказать ребятам…

Надо отдать ему должное — справился он с удивлением моментально. Захлопнул челюсть и с каким-то вызовом бросил:

— С удовольствием.

— Ну а последний год ему уже совсем плохо было. Узнавать меня перестал, говорить даже не пытался, ну а мне что остается — ухаживай за ним… Я вам три раза звонила. Думала, вдруг можно, в порядке исключения, на пару лет раньше… Нет и нет. Пришлось терпеть. А ведь я тоже живой человек! У меня есть личная жизнь и не могу же я… В конце-то концов!

Дядя Паша сидел мрачнее тучи и угрюмо грыз печенье. Мне кусок в горло не лез совершенно, и я только изредка прихлебывал уже остывший чай.

Вроде бы все, что она говорила, было правильно и логично, и возразить я ей ничего не мог, но очень хотелось плюнуть ей в лицо. Хотя кто я такой, чтобы плевать кому-то в лицо? Это ведь я отправил на тот свет ее престарелого отца. Я, своими собственными руками, десять минут назад. Сейчас бы выпить чего-нибудь покрепче чая…

Как-то это неправильно было. Если бы она нас проклинала, или просто молчала бы — я бы понял, но так… радостно и гостеприимно… Как реагировать на такое, нас не инструктировали. Вот и приходится сидеть и хлебать чай.