Владимир Прягин - Корпункт

— Я уезжаю, вы остаётесь здесь и ждёте инспектора…

— Ещё чего, — фыркнула репортёрша. — Я с вами поеду и…

— Рот закрой! — гаркнул он во весь голос. — Просто молчи и слушай! Скажешь ему, что я поехал к обрыву! Ясно?

— Не ори на меня!

— Голову, блин, включи! — он схватил её за плечи, тряхнул так сильно, что зубы у Кати клацнули. — Ты мне здесь нужна! Передай им, что над обрывом — сигнал тревоги! Поняла или нет?!

— Да! Хватит меня трясти!

Он отступил на шаг. Пару секунд они таращились друг на друга, сдерживая ругательства, потом Иван обогнул её и выскочил за порог. Сбежал по лестнице, вылетел на крыльцо. Полиция пока не явилась — видимо, дежурный наряд был где-то на выезде, успокаивал подгулявших городских обитателей. Зато такси уже показалось у перекрёстка.

Иван крикнул водителю:

— К смотровой, где радуга днём была! На саму площадку не надо, на подъезде притормозите!

Прыгнул в салон, захлопнул за собой дверцу и перевёл дыхание. Он совершенно не представлял, что будет делать дальше и как одолеет «призрака» сотоварищи, но это всё равно было лучше, чем просто сидеть и ждать. Он слишком устал от самокопания и неизвестности. Ему было страшновато, однако страх этот смешивался с азартом — и парадоксальным образом гнал вперёд.

Поездка, впрочем, продолжалась недолго. Машина подкатила к забору, окружавшему смотровую площадку. Иван сунул таксисту деньги и осторожно заглянул за ограду.

Над обрывом уже не наблюдалось праздных гуляк, хотя ночь была ещё не такой глубокой, а фонари горели исправно. Причина несоответствия была Ивану понятна. Ощущение чуждости, которое он уловил в редакции, тут, на площадке, резко усилилось. Видимо, оно передалось даже тем, что не обладал обострённым М-восприятием, — и публика разбрелась, почувствовав себя неуютно.

Значит, те, кто остался, — это и есть враги.

У балюстрады стоял грузовой фургон. Рядом топтались три человека, включая «призрака»; переговаривались негромко и чего-то, кажется, ждали. Над ними куполом нависала звёздная июньская ночь.

А потом среди звёзд возник новый источник света.

Казалось, там, в вышине, открылось окно, за которым была гроза. Лилово-розовые зарницы подрагивали в круглом проёме. Круг этот, правда, выглядел искажённым, сплюснутым по бокам — Иван смотрел на него под острым углом.

Над окраиной Верхневейска открывался переход в другой мир.

Люди возле фургона встрепенулись и замолчали — всё их внимание было поглощено происходящим в небе. Они стояли спиной к Ивану, в полусотне шагов. Будь он киногероем, мог бы подкрасться к ним незаметно и вырубить одного за другим.

Но он был всего лишь докучливым журналюгой.

Сполохи в небе замерцали сильнее.

Из проёма вылетел вертолёт.

На первый взгляд, машина напоминала американский «Чинук». По одному несущему винту спереди и сзади, корпус — продолговатый, а-ля грузовой вагон, скруглённый на всех углах. Но было в конструкции что-то неуловимо-странное, инородное, вызывающее подсознательный дискомфорт. Сразу пришла догадка — так не стали бы строить ни в Америке, ни в России. Вообще нигде на старой Земле. Впрочем, догадка эта могла оказаться и чистым самообманом, попыткой разума оправдать антипатию к чужакам…

Проём в небесах продолжал мерцать. Вертолёт пошёл на снижение, стрекот винтов стал громче. Иван сообразил — асфальтированная площадка, освещённая по периметру фонарями, подходит для посадки как нельзя лучше. К тому же пилот, вероятно, перестраховывался, старался сесть побыстрее — на случай, если местный М-фон сразу создаст помехи для электроники.

Летающий «вагон» приземлился. В задней части открылся грузовой люк, трое встречающих тут же нырнули внутрь. Они спешили, старались не тратить зря ни минуты.

Из люка спустили длинный тяжёлый ящик, издали похожий на гроб. Иван поморщился, непроизвольно отвёл взгляд — и только теперь заметил крупную надпись на борту вертолёта. Буквы не имели ничего общего ни с кириллицей, ни с латиницей. А может, это были вообще не буквы, а цифры, бортовой номер. Смутные ассоциации возникали, пожалуй, с клинописью — хотя письмена эти смотрелись не архаично, а вполне современно. От их лаконизма веяло чем-то опасно-хищным.

Вот она, квинтэссенция чуждости, которую он почувствовал ещё загодя. Графический концентрат. Визуальная суть проблемы…

Он не знал, как пришло наитие, но миг спустя уже полез в нагрудный карман. Вытащил ручку, которую привёз из Москвы и постоянно таскал с собой. Блокнота не было, но в заднем кармане штанов обнаружился мятый, сложенный вчетверо лист бумаги — случайно завалявшийся черновик.