— Меня, Иван Егорович, вот что сейчас заботит, — продолжал мэр. — Весной у нас получилось несколько мрачновато. Лужа эта дурацкая, на кровищу похожая… Теперь, когда лето настало, хотелось бы чего-нибудь более… гм… жизнеутверждающего. Думаю, многие со мной согласились бы. Ну а вашу позицию мы в субботу из газеты узнаем, как и положено.
Градоначальник дружески кивнул, развернулся и отошёл. Радуга над обрывом стала понемногу бледнеть.
Вечером, когда солнце скатилось за горизонт, Иван сидел в редакции, мрачный и раздражённый. Перед ним на столе лежали два снимка (педант-фотограф не поленился и отпечатал их сразу, не откладывая на понедельник). На левом фото была радуга над обрывом, на правом — аэростаты с сигналом СОС.
Просьба градоначальника поставила Ивана в тупик.
Как быть? Поддаться твердолобому оптимизму по примеру местных властей или прислушаться к собственному чутью, которое вопит об опасности? Он раз за разом взвешивал «за» и «против», но до сих пор не пришёл к решению.
— Скучаете, шеф?
Он оторвался от фотографий и уставился на Екатерину, заглянувшую в кабинет. Пробурчал не слишком приветливо:
— А вы чего здесь? У вас же вроде свиданье?
— Всё, — сказала она, садясь на ближайший стул.
— Быстро вы… гм… управились.
— Он мне предложение сделал.
Она сообщила об этом буднично, без эмоций. Лениво скрестила ноги, достала из сумочки леденец и положила его за щёку. Иван хмыкнул, почесал подбородок и осторожно произнёс:
— Поздравляю. Желаю, как говорится, счастья в семейной жизни.
— Да ладно, шеф, не придуривайтесь. Если бы я ему ответила «да», припёрлась бы сейчас на работу?
— Понятия не имею, — сказал Иван. — Я не психолог, вот прям ни разу. Чем он вас не устроил? По здешним понятиям — вполне приличная партия, насколько я понимаю.
— Приличная, это да, — согласилась Катя. — Мечта провинциальной прелестницы. Увёз бы меня в столицу губернии, поселил бы в двухэтажном особняке…
— Вы имеете что-то против двухэтажных особняков?
— Я их нежно люблю. Просто не хочу застрять в одном из них на всю жизнь.
— Нет, я понимаю, вы по натуре не домоседка. Но и в смысле карьеры — в губернском городе возможностей больше…
— Слушайте, а чего вы меня так настойчиво уговариваете? Я вам тут надоела? Хотите сплавить подальше?
Она поднялась, подошла к нему и присела на край стола. Иван покосился на её загорелые спортивные ноги:
— Я вас, Катя, не уговариваю. Я, типа, поддерживаю беседу, чтобы отвлечься от той фигни, которая мне сегодня взрывает мозг.
— Угу, вижу. Из-за чего вы, кстати, с вашей Асенькой разругались? Ну-ка, ну-ка — чем она вас вдруг не устроила?
— Хватит меня передразнивать и подкалывать. Она хорошая девушка — может, даже слишком хорошая для меня. Я тут, кажется, вообще начинаю раздражать слишком многих — что в профессиональном плане, что в личном…
— Меня вы не раздражаете, — спокойно сказала Катя.
Она не отвела взгляд, когда он посмотрел ей прямо в глаза. Повисла пауза — слышно было, как за окном перешёптываются тополиные кроны; в соседнем доме наигрывал граммофон. Лёгкий ветерок колыхал прозрачную занавеску. Ночь вымывала с неба последние закатные краски, мягко вползала в комнату, обустраивалась в углах — лишь стол, на котором горела лампа, оставался в конусе света.
Иван посмотрел на лампу с неудовольствием. Она показалась ему сейчас слишком яркой — а может, и вовсе лишней…
И, словно отвечая на эту мысль, ауксилитовый свет мигнул.
Воздух над столешницей загустел. Буквы на фотографии, которые складывались в тревожный сигнал, задрожали в прозрачном мареве. Иван, моментально узнав симптомы, вскочил.
— Что такое? — спросила Катя.
— Тише, не отвлекайте.
Он метнулся к окну, ожидая увидеть «призрака», но тротуар был пуст. И всё же неподалёку присутствовало нечто чужое — или, точнее, предощущалось, как будто само оно, это чужеродное тело или событие, ещё не проявилось в реальности, но тень его уже наползла на город. И если напрячься, сосредоточиться, то можно было даже уловить направление, откуда идёт опасность.
— Так… — пробормотал Иван. — Слушайте меня, Катя. То есть нет, погодите одну секунду…
Он подскочил к настенному аппарату для вызова такси и полиции, нажал оба рычажка. Лихорадочно огляделся в поисках какого-нибудь оружия, но ничего подходящего, естественно, не увидел. Разве что пресс-папье и остро заточенный карандаш — чтобы сначала оглушить оппонента, а потом проткнуть для надёжности…
Читать дальше