Ты — почти наш!
А мы, орудуя мечом, отказались от защиты в пользу атаки...
— Ладно, — после долгой паузы сказал Исэ. — Если не хочешь идти ты, пойду я.
— И она тебя изуродует, — равнодушно ответилМацумура. — Не ходи. Это не вызов. Ты просто не различаешь вызов и похвальбу. Доблесть и месть. Отвагу и сумасбродство. Подожди, пока они станут для тебя ясно различимы.
— Не останавливай меня!
— Я не останавливаю. Я провожаю. Удачи...
В сердцах ударив по перилам кулаком, Исэ решительно зашагал прочь. И вдруг остановился, словно готовясь принять боевую стойку. Коренастый, плотный, с могучими плечами борца, он напоминал пса бойцовой породы. Кимоно цвета речного ила, украшенное ромбами, и нижнее камисимо, черное с узором из вееров, делали Исэ еще шире, превращая в стену крепости.
Такую не сдвинуть, не прошибить тараном.
— Ты обманул меня, Мацумура, — бросил он, не оборачиваясь. Ладонь коснулась рукояти меча, погладила и отпустила. — Ты обманул нас. Мы гордились тобой. Когда в представительстве узнали, что ты вышел на площадь в Пекине, один против всех, свой против чужих... Мы пили саке в твою честь и радовались. Каждый знал, что на твоем месте поступил бы так же. А теперь я стыжусь. Нет, не знакомства с тобой. Я стыжусь своей ошибки. Я зря выпил то саке. Прощай.
Миг, и Исэ скрылся за поворотом террасы.
Когда самурай удалился, каллиграф вернулся к созерцанию океана. Со стороны могло показаться, что Мацумура целиком поглощен зрелищем. На самом деле он раз за разом повторял девиз, выгравированный на колоколе из бронзы, висевшем у входа в Сюри.
"Банкоку синрё" — "Мост между народами".
До слез, до остановки сердца было жалко, что люди возводят иные мосты. Где одна опора — мстительная дочь наставника Вэя, а другая — вспыльчивый Исэ Нобутака. Мацумура Сокон, ты стоишь под этим безумным, самоубийственным мостом и ждешь, когда он рухнет тебе на голову!
Отойди в сторону.
А еще лучше — вовсе покинь эту злополучную историю, ловким маневром оставив в дураках и противников, и сторонников. В веках мелькнет лишь намек: завтра ты изменишь иероглиф в своем имени — Сокон. Раньше имя значило — "Потомок патриарха"; теперь, сохранив звучание, оно станет значить — "Шест патриарха".
Окажись Вэй Бо рядом, он обнял бы тебя снова.
— Я вышел на площадь Милосердия, желая заплатить долги, — прошептал Мацумура, кусая губы. Сейчас, когда его никто не видел, он мог позволить себе мелкую слабость. — Я поддался на уговоры. "Устроим проводы?" — смеялись в посольстве. Я брал, я много брал, и вот решил отдать. Показать то, чего не знают в Пекине. Поделиться... Почему меня не понял никто, кроме наставника Вэя? Почему они увидели гордыню там, где было уважение?!
Внизу шумел океан.
— Я слишком молод. Я не знаю ответа. Ничего, вся жизнь впереди...
О да, впереди ждала жизнь — длинная, насыщенная событиями. Близость к трем королям. Уважительные прозвища: Буси — Мастер боя, Унъю — Облачный герой, Буте — Глава бойцов. Первая общедоступная школа: "Сёринрю Гококу-ан-тодэ" — "Танское искусство монастыря Шаолинь". Плеяда великих учеников. Звание Верховного наставника. Тихая, мирная смерть — в глубокой старости, через шесть лет после договора в Симоносеки, разорвавшего пуповину между Китаем и Рюкю.
Куда спешить?
Мы еще молоды, и эта земля — наша...
Он не удивился, получив неприятную весть. Вэй Пин-эр в поединке искалечила Исэ Нобутаку, повредив тому колено и разорвав связки на ноге. И в Куме-мурэ он тоже не отправился. Зачем? На свете слишком много глупцов, чтобы потакать их прихотям. Честь остается честью, а глупость — глупостью. Вот и ответ.
Он просто забыл о китаянке, занявшись другими, более важными делами.
А мост продолжал рушиться.
4
Остров Цукен — клочок суши у восточного побережья Утины. Практически необитаемый, если не считать малолюдной общины, живущей сбором орехов, выращиванием батата да ловлей крабов, которых много на здешних отмелях.
Доплыть сюда на лодке можно за пять-шесть часов.
Но желающих посетить Цукен мало. А тех, кто рискнул бы переселиться, и вовсе нет. Зачем? Нищета отпугивает торговцев. Нишета отпугивает даже чиновников. Остальных пугает колдовство. Вот и сейчас, заслышав истошный лай собаки, доносящийся из лавровых зарослей, рыбаки молились богам-покровителям — и налегали на весла, стараясь не приближаться к "логову бесов".
А пес надрывался...
— Ты готов? — спросила старуха, горбатая и беззубая.
Читать дальше