Юрий Симоненко - Год 2077-й

— Так, парни! Хорош сидеть, прохлаждаться! Выходи толкать старика «Бандеру»!

Ночь с 20 на 21 июня 2050 года, бывшая Украина, окраина города-призрака, заповедное место

Стояла теплая летняя ночь. Прибывающая луна на безоблачном звездном небе светила ярко-желтым светом, дорожкой отражаясь в речном зеркале, огибавшем высокий в этом месте берег. В километре севернее чернели среди леса корпусá и трубы завода, шестьдесят лет назад производившего детали спутников и ракет, а теперь давшего приют общине славяно-ариев. Посреди священной поляны горел костер, вокруг которого, взявшись за руки, водили хоровод «заводчане». Меж людьми и костром в звездное небо устремлялись искусно обтесанные островерхие древесные стволы с вырезанными на них вытянутыми ликами богов и богинь, мечами, рунами, свастиками и украинскими «тризубами». Отблески пламени играли на ликах идолов, оживляя их в воображении людей. Люди, кружась, громко и торжественно пели гимн, в котором на своеобразном суржике славили Рода, Ярилу, Перуна, Велеса, Мокошь, Ладу, Мару и других богов, чьи идолы возвышались на священной поляне.

Поодаль от главного костра и идолов, ближе к лесу, горели костры поменьше, дымили мангалы, ломились от угощений столы. Вокруг столов шумно играли дети и хлопотали женщины-служительницы. В стороне в тени кучковались пацаны-подростки. Эти не шумели, лишь иногда громко посмеивались, косясь в сторону леса, откуда уже слышалась возня и девичьи вздохи, — это наевшаяся, напившаяся, накружившаяся в хороводах молодежь славила богов самым богоугодным в эту летнюю ночь способом.

Пение хоровода оборвало громкое гудение рожков, в которые дудели появившиеся на поляне четверо юношей, одетые в праздничные льняные вышиванки. Смеявшиеся подростки тотчас притихли, хлопотавшие у столов служительницы быстро уняли самых маленьких, и из леса на поляну потянулись раскрасневшиеся парочки. Рожки гудели несколько минут, пока вокруг идолов и главного костра не собрались все учувствовавшие в празднестве. Потом гудение разом оборвалось, — четверо юношей опустили свои рожки, — и над священной поляной разнесся басовито-низкий удар барабана.

Тишина колпаком накрыла поляну с людьми. Только слышно было потрескивание от костров, да где-то далеко в лесу едва слышно завыл одинокий волк.

Со стороны завода на поляну вышли несколько фигур и стали приближаться к собравшимся вокруг костра и идолов людям. Люди молча расступились «подковой», пропуская в круг подошедшую процессию из шести участников.

Впереди процессии шел волхв Белогор в расшитой свастиками длинной рубахе, с жезлом, навершие которого украшал золотой «тризуб», в одной руке, и с коротким обоюдоострым мечом в другой. Позади волхва шли четверо крепких бородатых мужиков в рубахах покороче и попроще и в простых серых шароварах. Двое бородачей вели под руки босую женщину с непокрытой головой, в длинной цветастой юбке и пестрой кофте. Другие двое шли позади.

Это была молодая цыганка. Высокая, худощавая и с большим животом. Она была беременна, и, судя по животу, время рожать было уже близко, — месяц, максимум полтора.

Цыганка шла, опустив голову, руки ее были связаны впереди и лежали на животе, рот перевязан платком. Она не пыталась вырываться, просто шла туда, куда ее вели бородачи.

Когда процессия вошла внутрь круга идолов, кольцо людей снова сомкнулось, немного отступив назад. Никто при этом не проронил ни слова. Молчали даже дети.

Подойдя к идолу Рода, волхв Белогор остановился и посмотрел на идола так, будто перед ним живой и весьма уважаемый человек.

— Род всевышний и великий! — обратился волхв к идолу. — Ты создатель сущего и пресущего, создатель Яви, Прави и Нави, бог Великой Расы. Право славим тебя, отец наш… — волхв минут десять непрерывно славословил истукана, закончив славословие словами: — Прими же жертву нашу, великий Бог ариев! — с этими словами он развернулся к стоявшим у него за спиной бородатым помощникам.

Четверо бородачей стояли чинно перед волхвом: двое по правую руку, двое — по левую. Двое держали цыганку, не давая ей опуститься на траву, хотя ноги ее заметно подкашивались, — женщина была истощена не столько физически, сколько морально, она была сломлена, крупные слезы непрестанно скатывались по ее смуглым обветренным щекам. Белогор передал посох крайнему помощнику, затем положил освободившуюся руку на голову цыганки, обреченно смотревшей на него округлившимися от ужаса глазами, чуть надавил вниз, и удерживавшие цыганку помощники опустили ее на колени, после чего взял меч двумя руками и резким движением вонзил в грудь женщины. В этот момент снова ударил барабан.