Юрий Симоненко - Год 2077-й

— Тихо, тихо, Дозор! — успокоил пса Лумумба. — Свои.

Кобель пару раз гавкнул и замолчал, но обратно в будку не полез, продолжая внимательно следить за происходящим.

— Здорова, Железный! — Лумумба поприветствовал искателя, выйдя на дорогу и протянув для пожатия руку.

Железный остановился, пожал руку охранника:

— Здорова, Лумумба!

За Лумумбой подошел помощник дежурного по имени Тахир, сидевший на лавке возле дома:

— Здоров, Саня! — он тоже протянул Железному ладонь.

Несмотря на имя, Тахир имел внешность вполне славянскую. Дед Тахира по отцу был узбек — в его честь и назвали. Дед был уважаемым человеком в Свободном. Большой зимой сохранил двух телочек и бычка, а когда небо очистилось и закончилась длившаяся больше года ночь, коровы те первый раз отелились, — так в Свободном начало нарождаться собственное поголовье скота.

— И тебе здравия, Таха! — Искатель пожал ладонь второго охранника.

Обернувшись к водонапорной башне, Железный поднял лицо и поприветствовал стоявшего за железными перилами под устроенным наверху башни навесом старика:

— Сергей Сергеич, здравствуй!

— Здоров, здоров, — Сергеич махнул ему левой.

— Без Шавы… — осторожно заметил Лумумба.

— Без, — коротко ответил искатель. Помолчал, потом все же добавил: — Мы в засаду угодили… Выродок один его подстрелил.

— Царство небесное… — сняв с головы выцветшую камуфлированную кепку, Лумумба перекрестился.

Стоявший рядом Тахир был без кепки, и потому просто склонил голову, но креститься не стал, так как был неверующим. Услышавший на этот раз ответ Железного Сергеич на вышке тоже снял головной убор — с широкими полями панаму — и изобразил кре́стное зна́мение единственной рукой.

Помолчали.

— Далеко? — возвращая на место кепку, спросил Лумумба.

— Далеко. Километров двести отсюда… Кущёвская где знаешь?

— По карте знаю, — ответил Лумумба. — Только до туда вроде поменьше… около ста пятидесяти…

— Это, Толя, если на вертолете летать, полторы сотни будет, — назидательно заметил с вышки Сергеич, — а в Пустошах прямых дорог нету. Там и все триста накрутить можно.

Сергеич-Сильвер в прошлом сам искательствовал. Причем был он из тех, первых искателей, кто искал долгой ядерной зимой 19-го — 20-го, кого так прозвали выжившие женщины, укрывавшиеся от лютых морозов в подвалах и землянках. Руки Сергеич лишился уже потом, спустя три десятка лет после Войны. На выходе лишился. Потом запил одно время, но взял себя в руки… или в руку. Тосковал он по Пустоши. Но куда ему в Пустошь, однорукому калеке-инвалиду? Вот и оставалось ему одно только — караулить поселок да травить пацанам искательские байки. Любил поговорить на эту тему. Бывало, приукрасит, насочиняет всякого, чего и не было. Вот только брехуном старого Сильвера никто не называл, потому как человек он был героический, без дураков. Только про свои настоящие подвиги — про то, как спасал женщин и детей от голода, как дозу хватал, как один завалил шайку людоедов, и про многое другое — Сергеич-Сильвер не рассказывал. Другие рассказывали, когда он не слышал. Сергеича уважали. Много молодых ребят из Свободного, наслушавшись его историй, подались в искатели. Над ним иногда посмеивались, но по-доброму.

— Верно Сергей Сергеич говорит, — подтвердил Железный, — можно и триста. Так вот, в Ростов мы съездили, а на обратном пути недалеко от Кущёвки попали под огонь снайпера… Шаву выродок ранил тяжело… Из СВД пидор стрелял… легкое пробил… — Железный недолго посмотрел вдоль начинавшейся от КПП улицы. — В общем, Шава потом этого снайпера и еще двоих гранатой подорвал… Мне и отплатить за него не перепало.

— Выродок с СВД?.. — присвистнул Сергеич.

— Ага, — подняв лицо на старика, подтвердил Железный, — выродок, самый настоящий, шестипалый. И с ним еще один такой же, только моложе, а третий так вообще как девка с косами был, размалеванный, сережки в ушах женские… таких до Войны еще называли то ли транспортниками, то ли как-то так… — Железный задумчиво почесал соломенного цвета короткую бороду. — Не помнишь, Сергеич?

— Да трансвеститами их называли, — усмехнулся старик. — Это такие пидорасты были, бабами наряжались и требовали, чтобы нормальные люди их «Машками» да «Наташками» звали… В основном в Европе да в Америке эта нечисть водилась, но в последние лет десять перед Войной и у нас завелась… в основном в Москве, Питере, в больших городах… одновременно с другой пóганью — с феминистками и евролеваками… — Сергеич поморщился и брезгливо сплюнул в сторону пó ветру. — И паспортá трансвеститам тем бабские выдавали и всячески оберегали на законодательном уровне…