Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Если не рискнуть, то она все равно умрет.

— Не убьет заражение, так прикончит геморрагический шок. Ты свою группу хотя — бы знаешь?

— Первая положительная.

— Ну, это уже что-то. Была бы она человеком, а не нечистью…

— Да сколько можно? Как же задрал этот гребаный расизм, — психанул мастер. — Человек не человек. Почему все считают, что человек — это мясо строго определенного цвета? Набор гребаных генов? Определенная масса мозгов. И чем это мясо с набором порченных генов, статуснее, выше взобралось по ступеням власти, тем оно человечнее? Запомни девочка, каждый, кто так думает, самое последнее дерьмо, что и крысиной шерстинки не стоит. Здесь человек, — ударил он себя в грудь. — В сердце, в душе, в правильных поступках. В жизни, по совести. А не в мозгах, засранных политикой и мерками: богатый — нищий, здоровый — больной, свой — чужой. Нет, человечества. И не будет, пока все это не поймут.

Шкура, твой человек. Мешок с костями. Название биологического вида. Право называть себя человеком нужно выстрадать, заслужить и тут же забыть.

— Зачем ты тогда борешься за такое человечество?

— Чтобы, этот вид не вымер. Потому — что я надеюсь, что однажды начнут рождаться настоящие люди. И эта надежда стоит того, чтобы за нее бороться и умереть!

— Ты чего тут разошелся? — спросила, вернувшаяся Вера. — Нашла вот, а ты все нету — нету, — поддела она Настю. — Глубже копать надо было. Вот, у нас есть капельница, физраствор, вода для инъекций, антибиотики. С кого кровь будем сливать?

— Я под зельем, — пожал плечами Иван. — Но я готов.

— Погоди Иван. Настя, — вопросительно посмотрела она.

— У меня желтуха была, — безразлично ответила та.

— Юра здоров?

— Да. И даже группа крови как у меня.

— Отлично. Значит так. Начинаем с кровопускания и прямого переливания, после капельницу с антибиотиком. И все это, чем скорей, тем лучше. Ну, дай Бог, и Мать Сыра земля, чтобы получилось. Начали!

Еще одна безумная ночь, даже несмотря на выпитое зелье, отняла все силы. Иван, сидевший на посту у костра, подумал, что вскоре привыкнет, и станет как оставленный на попечение старушке — знахарке филин. Ночным существом.

Юра отсыпался, заняв единственный спальный мешок. Будить его для смены мастер не собирался, после переливания ему нужен был длительный сон. Колдуньи тоже не годились для смены, вымотавшись, они спали в обнимку в беседке.

Полыни, после всех предпринятых мер, стало легче. Жар сошел на — нет, и бред перешел в беспокойный сон. У нее еще была небольшая температура, но организм лесавки справлялся. Температура казалось, пришла в норму. Хотя какая нормальная температура у лесавок, мастер понятия не имел. В обители анатомии стихийных существ, не учили. Все чему их учили так это правильно их изгонять и уничтожать.

Может все-таки зря он сжег исследования старосты? Но тогда ему это казалось единственно верным. Эти исследования могли оказаться большим злом. Ради них было пролито слишком много невинной крови, и неизвестно, сколько пролилось бы еще, но уже из-за них.

Рыскавший неизвестно где Гром, вернулся с подпаленным зайцем, которого принес рыжей девчушке. Судя по всему, таким образом, он просил прощения за то, что ее испугал. Малышка подарок приняла, но все же побаивалась грозного зверя и держалась от него подальше.

Отверженный в самых лучших чувствах он лежал у костра, напротив Ивана, и грустно смотрел желтыми глазами на пляшущие языки огня. Побурчав обиженно, после всласть начесавшись, он положил свою массивную голову на скрещенные, массивные лапы и закрыл глаза.

Похолодало. Иван замерз, от чего стало клонить в сон. Он уже дремал, когда его потревожил детский голосок.

— Дядя Ваня ты не спишь? — шепотом спросила подошедшая к костру рыжая девчушка, опасливо посматривая на громко сопящего пса.

Гром повел ушами и открыл глаза, но даже не шевельнулся. Он недовольно буркнул, и черные веки с густыми, длинными ресницами, снова скрыли собою его грустный взгляд.

— Нет. А ты чего не спишь?

— Я привыкла. Здесь ночью спать страшно, поэтому я спала днем, а ночью на чердаке, ловила мышек. Эти большие страшилища, которых вы убили, они искали меня каждую ночь. Один вот однажды нашел, — она нахмурилась. — из-за него у меня нет глаза. Он обманул меня, показывая мне живую маму. Я с трудом смогла убежать.

— Мозголом, — вздохнул Иван. — Это их любимый фокус. Но как ты выжила, после этого? Видишь, даже Полынь чуть не умерла от его яда, — мотнул он головой в сторону спящей лесавки. — А она другая, не совсем как мы.