Ник Никсон - Жажда. Тёмная вода [СИ]

Последний раз Витька видел зиму еще в детстве. С папой и мамой они лепили снеговиков в парке и бросались снежками. Самая лучшая и любимая пора. Снег в воспоминаниях ассоциировался с чистотой, добром и теплотой родительских рук. С тех самых пор, как темная вода отравила все живое, зима покинула эти проклятые края навсегда.

— Нравится? — спросил Толик, указав на книгу.

Витька поднял на него глаза, кивнул.

— Складно написано.

Толик заговорщицки улыбнулся.

— Я скажу больше — гениально. В своей поэзии Есенин воспевал природу через призму человеческих чувств. С помощью мелодичного ритма и лиричных эпитетов он добивался удивительной образности. Читаешь его стихи и погружаешься в них с головой, строки ведут тебя по красочному миру смыслов, в котором главной идеей становится любовь к природе и человеку. — несмотря на просвисты вместо некоторых твердых звуков, речь Толика звучала на удивление плавно и страстно. — В отличие от Есенина, его современник Маяковский использовал резкие, порой грубые мотивы, но если посмотреть внимательно, его лирика была глубокой, как бесконечный сундук, откуда при каждом прочтении достаешь новые и новые смысловые сокровища, — Толик прервался, заметив слегка пораженный вид своего собеседника. — Заболтался я что — то. Не обращай внимания.

Толик высунулся из окна, окрикнул водителя из соседней машины и спросил долго ли еще стоять. Тот в ответ пожал плечами.

— Так кто из них лучше? — спросил Витька.

Толик нахмурился, не поняв вопроса.

— Ну Есенин или Маяковский?

Толик духоподъемно заулыбался и продолжил:

— Они оба были лучшими, но каждый не готов был признать другого ровней. Они спорили, искали друг у друга слабости, но не замечали при этом сильные стороны, которых было намного больше. Они были двумя сторонами монеты, частью одного целого — великого наследия русской поэзии, — Толик трагично вздохнул. — Досадно, что их гордыня не позволила им истинно понять друг друга.

— И кто в итоге победил?

— Оба покончили с собой.

Витьке стало не по себе. Хотя с чего бы? Толик рассказал о людях, живших задолго до Катастрофы, но по какой — то непонятной причине Витька хорошо понимал их, словно эта история как — то перекликалась с его настоящим.

Ворота открылись. Тарахтящая змейка из водовозок, окутанная серым облаком выхлопных газов, двинулась вперед.

— Давно я не с кем о поэзии не говорил, — сказал Толик одухотворенно. — Редко сейчас встретишь человека с книгой стихов в руках.

— Она не моя. Взял у друга.

— Я бы ценил такого друга.

Отвлекшись, Витька совершенно позабыл о том, что впервые наконец очутился внутри Кремля. Мечта всей его жизни сбывалась, но он уже ничего не чувствовал.

Полное безразличие.

Вновь образовался затор. Гвардейцы тщательно осматривали машины, залезали внутрь, обнюхивали каждый уголок.

— Впервые такое вижу, — сказал Толик, выкручивая тяжелый руль и направляя машину к раздаточной колонке. — Наверное, случилось чего ночью.

— А почему остальные не с нами? — спросил Витька, наблюдая в окно, как другие водовозки продолжают движение прямо.

— Мы за питьевой, они за технической, — Толик покосился на Витьку. — Первый раз, да?

Витька помотал головой.

— Я здесь раньше жил. В Кремле, то есть.

— А как по другую сторону оказался?

— Помогал другу.

— У всех свои секреты, — Толик понимающе кивнул.

Они остановились у колонки напротив трехэтажного здания. Из окон, заключенных в отдельные резные арки, торчали железные трубы, из которых валил белый дым. Запах неприятный, едкий.

Из центрального входа вышел Костян с каким — то неизвестным мужиком с папкой в руке. Они подошли к машине.

— Говорю ж, свезло как, парень у меня бывший ваш наливщик, — рассказывал Костян мужику с папкой. — Сейчас он нам все тут организует. Санька, вылезай, дело есть.

— А — аа, зачем?

— Затем, что помощь твоя нужна. Давай скорей.

Кремлевский пялился в бумаги и что — то высчитывал, не обращая на их разговор никакого внимания.

Витька выбрался из машины. Если они поймут, что он всех надул, ему конец. В лучшем случае его просто выгонят, а в худшем повесят рядом с Кобальтом.

— Может, все — таки подождем наших наливщиков? — предложил кремлевский, обернувшись к двум зданиям на противоположной стороне площади.

— Ты сам сказал, их увели на допрос всего два часа назад. Поверь мне, если жена этого вашего инженера, правда, укрывала каких — то там преступников, можешь их сегодня не ждать. Знаю, как ваши гвардейцы четко работают, — Костян изобразил парочку ударов по почкам невидимому сопернику. Кремлевский, глядя на него, вздрогнул. — Слушай, Померанцев, из — за того, что вы нас у входа продержали, я к клиенту опаздываю на два часа. Говорю же, у меня ваш бывший наливщик, он тут все знает и сейчас быром нальет, ты, главное, отпиши.