Ник Никсон - Жажда. Тёмная вода [СИ]

— Накормим ублюдков свинцом.

Встал Опер.

— Разъясняю, что будет, если мы не выполним решение трибунала.

— Лучше сядь и молчи! — крикнули ему.

Опер продолжил:

— Именно этого они и хотят, чтобы он не вышел, чтобы был повод войти и забрать его силой — разжечь войну и навсегда решать вопрос со сталкерами. Мы давно сидим им занозой в горле. Многие из сидящих здесь погибнут, только потому, что он испугался ответить за свои поступки.

— Он же сталкер, Опер, как и ты, — парировали ему. — Мы все одна семья и должны своего защищать.

— А кто защитит моих детей? — крикнул женский голос. — Почему он не подумал о других, когда убивал их?

Опер посмотрел на Кобальта и произнёс:

— Если бы я довел до такого, то не раздумывая сдался бы прямо сейчас.

Слова поддержки в основном от женщин заглушились криками и улюлюканьем сталкеров.

— Нам против них не выстоять, как вы не понимаете! — закричал Опер. — Просто ответьте себе на вопрос, что стоит дороже — одна жизнь или жизни всех!

— И не потребуется, — отрезал Кобальт. Все замолчали, затаив дыхание. — Я не допущу войны. Никто не пострадает.

— Значит, ты сдашься? — спросил Опер с надеждой в голосе.

— Я уйду отсюда.

— То есть сбежишь и бросишь нас?

— Мы все уйдем! Из Москвы.

Опер в замешательстве оглядел зал, пытаясь прочитать по растерянным лицам — все ли верно расслышали. Тут же зазвучали беспокойные голоса:

— Как это уйдем? Куда?

— Мы что должны сбежать из собственного дома?

— У нас нет выбора, — сказал Кобальт. — Летучие твари рано или поздно прилетят и уничтожат нас. Истребление людей — их главная цель, смысл существования.

— Я никуда не пойду.

— И я.

— Пусть сам уходит.

— Это у тебя нет выбора. А у нас дети. И мы останемся.

— И куда мы пойдем? — спросил Фара спокойным, рассудительным голосом.

— На юг, на Кавказ.

— Что он вообще несет?

— Он серьезно?

— Мы же там умрем!

— Уж лучше останемся и переждем. Наши стены крепкие.

— Да послушайте же его! — крикнул Фонарь, вскочив со стула. — Он говорит правду.

— Тебе — то откуда знать? — спросил Опер.

— Я тоже видел летающую тварь. Она огромная, как дракон. Пули ее не берут. Полный рожок в нее выпустил, а ей хоть бы что.

Слова Фонаря охладили пыл зала. Кобальт дождался тишины и заговорил:

— Пятнадцать лет назад мы выбрали Мид из — за крепких стен. Вспомните, какими были твари тогда: малочисленные, размером с собаку. Пока мы пахали за эти проклятые фляги, твари эволюционировали и поумнели. Спросите об этом любого дозорного, сталкера, кто сталкивается с ними каждый день, — сталкеры покивали. — Все те твари, что нападали на нас — ничто, тараканы. Летающая тварь — совсем новый враг, и поверьте мне, нам с таким не совладать. Все, что мы можем — бежать как можно дальше — в горы, в пещеры, туда, где они нас не достанут. А пока остаемся, мы цель для уничтожения, вкусная пища. Когда они нападут, ни наши, ни кремлевские стены не спасут. А когда встанут водоустановки… — Кобальт не стал заканчивать фразу. Все и так понимали, что это приведет к вымиранию всех людей в кольце.

Повисла тишина, многие даже не дышали.

— Где мы возьмем воду для похода? — спросил Фара. — Где будем брать ее там, куда придем?

Кобальт глубоко вздохнул, представив, как заглядывает в глаза каждом из присутствующих.

— Локус. Вы все уже знаете его, и многие здесь видели на что он способен.

Арарат и Матусевич кивнули.

— Его отец, ученый, нашел способ очистить темную воду. Он спрятал описание технологии в голове мальчика, чтобы она не попала в плохие руки. Извлечь ее может только профессор, живущий за МКАДом. Я отведу мальчика к нему и заполучу технологию.

Повисло молчание.

— Очистка воды? Разве это возможно?

— Как можно скрыть что — то в чужой голове? — спросил Опер.

Грудинин поднял руку, будто школьник, встал.

— Это гипнотическое внушение. Ставится блок на определенные воспоминания, потом блок снимается. Я когда — то баловался такими штуками в своем шоу.

— Тогда сними этот блок, — предложил Опер.

— Не могу. Это очень сложно. Нужно знать ключевые слова — триггеры. К тому же, — Грудинин прервался. — Ум этого мальчика уникален.

— То есть, предлагаешь поверить ему на слово? — спросил Опер, обращаясь к Кобальту. — А если он просто врет?

— Он не врет! — сказал Кобальт.

— Но ты этого не знаешь!

— Я ему верю.

— Он верит, — Опер взмахнул руками. — Просто верит. Этому мальчику всего десять лет, он может даже не понимать, о чем вообще говорит, или просто выдумать всю эту историю ради развлечения. Ты же предлагаешь, поставить на кон все наши жизни, все чего добились сталкеры за эти годы: уважение, работа, крыша над головой — все похерить только потому, что какой — то пацан что — то там сказал.