Алексей Доронин: Домик в деревне

Я знал, что не только коллеги, но и супруга меня не поймут, если я подам заявление об уходе. Но совмещать жизнь крестьянина и офисного пролетария будет трудно. Следующей весной я хотел рассчитаться и поставить ее перед фактом нашего переезда. По диплому я учитель, поэтому не сомневался, что найду работу и в такой дыре. Зато можно будет посвятить себя огороду и заняться налаживанием хозяйства. Я планировал купить не только кур и кроликов, но и коз. Да и охранять урожай от «добровольных помощников» надо было бы постоянно.

Увы, события опередили меня.

На личном фронте этот месяц был беден событиями. Мы все так же жили как два чужих человека. Ледяная стена между нами казалась несокрушимой. Со стороны это наверно смотрелось забавным. Мы оба старательно делали вид, что не замечаем друг друга.

Вначале я хотел подрабатывать дистанционно, или найти работу в городе с гибким графиком, но вскоре решил плюнуть и это — у нормального крестьянина в период сева и не может быть свободного времени.

Я познакомился в сети с пятью-шестью людьми, разделявшими мои взгляды на перспективы человечества. Четверо из них созрели настолько, что были готовы к «эвакуации». Двое жили в нашем регионе, и даже присмотрели два дома по соседству, хоть и не были еще готовы к переезду с семьей, как и я.

Начали вырисовываться черты будущей коммуны. Планировали даже купить в складчину либо мотоблок, либо лошадей (по поводу этого момента шел интенсивный спор) — две сельские лошади с телегой обошлись бы в штуку баксов — и многое другое. Начиная со следующей осени наше жизнеобеспечение могло бы стать полностью автономным.

Но подстелить соломки не удалось.

Теперь, став сельским тружеником, я верил анастасийцам. Лучший способ принять новое средневековье — спуститься туда самому, не дожидаясь, пока тебя спустят туда насильно.

Да, товарищи мои, постиндустриальное общество наступало. Но оказалось оно не совсем таким, как его представляли теоретики конца 20 в. вроде Фукуямы. Точнее, совсем не таким.

В Стокгольме Нобелевские лауреаты еще вещали почтенной публике о том, что, мол, в связи с наступлением информационной эпохи промышленность и сельское хозяйство больше роли не имеют и значения не играют. А питаться люди будут «программными продуктами». А машины будут ездить на «инновационных технологиях» и «инвестициях», ага. Типа того. Кретины, не правда ли?

А о том, что без продукции промышленности даже самый интеллектуальный представитель информационного общества почувствует себя неуютно. А без продукции сельского хозяйства, без 2000 килокалорий в день — и вовсе СДОХНЕТ, сколько бы денег у него не было, как царь Крез над своим златом.

Ведь деньги и информация — это даже не станок, на котором можно точить и детали для самолета, и ножи да грабли. Информацией сыт не будешь, как и долларами, будь они хоть бумажными, хоть электронными. Первыми еще хоть печку можно растопить. А ценность знаний в компьютерной верстке, веб-дизайне и программировании вместе с гибелью информационного общества сразу превратится в ноль.

Но в одном они попали в точку. Трехсотлетний век промышленности подходил к концу.

Потому что пришел ЖП, бессмысленный и беспощадный. И выражался он не в том, что плохая Америка захавала весь мир, а в том, что предел прочности и сложности мировой экономики был превышен.

Почитайте теорию синергетики, теорию систем и прочую заумь, может, поймете.

В воздухе отчетливо пахло Жаренным.

Зарплату за сентябрь выдали продуктами. Пособия, стипендии и пенсии не выплатили вообще. По телевизору много говорили про панику на бирже. Как будто тут у людей своей паники было мало?

Ноябрь был аномально холодным. Вот и верь после этого в глобальное потепление…

Зарплату за октябрь не выдали вообще. Деньгами, как я знал, ее не получил никто, но редкие счастливцы на муниципальных и госпредприятиях получили кур, говядину, молочные продукты… Мне не дали и этого.

Свет теперь отключали каждую ночь.

— Сходи в торговый центр. Тебе надо на это посмотреть, — сказал она, вернувшись из поездки за покупками.

Уточню: машины у нас, нищебродов, нет, поэтому все только на скотовозе, на автобусе.

Я последовал ее совету и на следующий день выбрался туда же. И охнул — на месте торгового центра стоял наполовину «ободранный» каркас. Площадка была огорожена железным забором.

Голые ребра скелета отражали солнечные лучи. Огромный башенный кран на моих глазах разбирал то, что осталось от здания. Тут же лежали штабеля панелей и стояли несколько панелевозов.