Алексей Доронин: Призраки Ямантау

День клонился к вечеру, и темнота незаметно подкралась, чтобы накинуть свой полог на долину, стиснутую с трех сторон южными отрогами Уральских гор.

В большом ханском шатре воины, вернувшиеся из удачного набега на земли соседнего клана, пили кумыс, хвастаясь богатой добычей и отвагой в сшибках с иноплеменниками. Там было шумно, в воздухе витал чад от жарящегося на угольях мяса, то и дело раздавались громкие выкрики да стукались друг о дружку чаши — медные, железные, а иногда и костяные — расплескивая свое содержимое.

Где-то блеяли бараны, которых перегоняли на новое место, потому что на старом они съели траву до самой земли. Скоро многие из них окажутся в котлах — близится праздник Равноденствия. За пределами центрального круга — там, где стояли палатки попроще и победнее, становище жило своей обычной жизнью. Женщины скоблили шкуры, чинили одежду, готовили еду в закопченных медных казанах, приглядывая за непоседливыми детьми. Для мужчин в этом году работы больше не было. Новых набегов не будет до самой весны, а есть ли еще занятие, достойное воинов? Разве что делать железо, но этот секрет известен немногим, этим больше занимаются оседлые башкиры, которые владеют умением плавить в неглубоких ямах и самодельных тиглях металл.

На широкой поляне под присмотром двух подростков пасся табун стреноженных коней, щипая жухлую осеннюю траву. Пастухи бросали взгляды исподлобья на кучку рабов, коловших дрова у реки, явно мечтая бросить в закованных в колодки камень-другой или отколоть злую шутку. Если что-то их и останавливало, так это сидевшие неподалеку у большого костра караульщики. Конечно, никто не вступится за пленников, но взрослые могут и подзатыльников надавать за оставленных без присмотра лошадей.

Это была не обычная жестокость несмышленых детей. По их волчьим повадкам можно было понять, что это не мирное племя. И правда, уральские татары земли не пахали, хлеба не сеяли, а только разводили овец, коз и лошадей да собирали с соседей кровавую жатву: сабля, лук и аркан заменяли им плуг.

Но самим им много невольников было ненужно, а гнать на невольничьи рынки Магриба сейчас не с руки, ведь на носу осеннее кочевье. Скоро теплым дням конец — придет распутица, а там и зима стучит в ворота, занесет дороги и перевалы, скроется под снегом трава. А в бескормицу какие уж тут походы, какая торговля? Надо идти на юг, чтобы стада могли переждать долгую зиму.

Дети бескрайних степей, они были лучшими войнами среди известных им земель и народов. От сирых выжженных равнин на западе, где можно было неделю скакать и не встретить человека до курящихся дымом сопок на востоке им равных в мастерстве верховой езды и в стрельбе из лука.

Темнеет осенью рано, а гнавшие коней несколько суток кряду воины лягут спать еще раньше. И совсем скоро лагерь погрузится в сон, и только стражники будут перекликаться, да блеять спросонья бараны, которых завтра-послезавтра отправятся под нож. Да еще женщины-невольницы затянут грустную заунывную песню, напоминающую о дальних западных краях, где несет свои воды река Днепр.

Все стихнет. Только здесь в небольшой крытой конскими шкурами хижине на самом краю стойбища, на границе освещенного пространства и темного леса, еще слышны голоса.

В этот вечер здесь собралась кучка детей от девяти до двенадцати лет — того возраста, когда уже можно садиться в седло, но еще не хватает сил оттянуть тетиву настоящего лука и сделать замах тяжелой саблей.

Великий шаман казался древним, как сами горы. Даже разменявший пятый десяток вождь и старшие воины помнили его только таким — скрюченным, с седой бородой до пола.

Но взгляд его глаз до сих пор, несмотря на бельма, был ясным и разумным.

— Дедушка, расскажи, — просили они его. И он всегда, если только не был занят беседой с духами, соглашался. Вот и теперь, немного поворчав для порядку, он раскурил свою трубку от уголька из очага и повел свой рассказ.