Иван Сербин - Собачий Рай

Под выстрелами они отпрянули, разделились на два «крыла», пошли с двух сторон. Так делится муравьиная река, обтекая лежащее на пути препятствие.

Капитан, держа автомат одной рукой, хватал детей за шиворот и рывком вытаскивал на поверхность. Внезапно за спиной полыхнуло, и тут же раздался жуткий полувой-полукрик. Капитан оглянулся. На том месте, где только что стоял «очкарик», отплясывала страшный танец пылающая кукла.

Бог его знает, что произошло, выронил ли Валера бутылку с уже зажженным фитилем или плеснул случайно смесью на себя, а после неосмотрительно щелкнул зажигалкой, а может, и сознательно вытащил из горлышка лоскут, стараясь запалить поскорее смесь, и, конечно, поджег пары, а затем и последнюю склянку, все еще покоящуюся в кармане, — это уже не имело значения. Пламя охватило его моментально, сожрав глаза, волосы и дыхательные пути. Он размахивал руками, не стараясь сбить пламя, а пытаясь сбросить его, отделаться хоть на секунду от лютой, сводящей с ума боли, метался по стоянке, а псы смотрели на него с удивлением.

Валера, тщедушный «очкарик», спасал им жизни ценой своей собственной. Капитан помог выбраться злобно сопящей «брыластой», и она едва не потеряла сознание, увидев собак. Последним вылез Гордеев.

— Все. Спокойно идем к дверям магазина, — сказал капитан. — Не бежим, идем! Смотреть под ноги.

Впереди, прихрамывая, шагал Гордеев, за ним семенила «роговая оправа», дети, за ними — Люда, «брыластая», и замыкал процессию капитан, держащий автомат наперевес.

Собаки оправились от удивления, когда колонна пересекла половину стоянки. Один из псов потрусил за капитаном. Тот выстрелил. Пес закрутился волчком, словно пытаясь укусить себя за хвост. И тут же остальная стая ринулась на людей.

— Бегом! — заорал капитан.

За его спиной двое громил уже раскатывали створки. Собачья волна надвинулась. Капитан отступал по шагу, стреляя очередями до тех пор, пока затвор не щелкнул сухо вхолостую.

Колонна уже втягивалась в фойе. Капитан оглянулся в последний раз, затем перехватил автомат за ствол. Даже если бы он побежал, собаки бы догнали его раньше. Используя автомат как дубину, он принялся наносить удары направо и налево, круша ребра, хребты, лапы. То и дело раздавался визг.

Острая боль огнем вспыхнула в правой ноге, капитан повалился на колено, попытался выпрямиться, но на нем уже повисли гроздью такой невероятной тяжести, что и не поднять. И тут же здоровый кобель прыгнул на спину, опрокидывая человека на асфальт.

К тому моменту, когда Дроздов, Тоха и Родищев выскочили на улицу, стреляя в крутящихся у самых дверей псов, и стая ретировалась под прикрытие темноты, капитан был уже мертв. Лицо и руки его были объедены до костей, от горла остались рваные, черные лоскуты. Камуфляжные штаны порваны, и из ног кусками вырвано мясо. Единственное, что хоть как-то уцелело, — торс, и то лишь потому, что его прикрывала толстая куртка.

Псы заливались из темноты яростно и хрипло.

Тоха подобрал автомат убитого. Тело капитана втащили в фойе, осмотрели карманы, достали документы, сняли часы, обручальное кольцо, нательный крестик.

— Надо будет отправить по месту службы, — сказал Тоха. — Крепкий мужик.

Дети сбились в кучу у касс, тут же стояли и взрослые — две женщины, совсем молоденькая девчонка и калека с изуродованной ногой, рукой, висящей на перевязи, и лицом, правая сторона которого была густо украшена багровыми рубцами шрамов.

Тоха подошел к ним, поинтересовался:

— Откуда?

— Школа-лицей «Знайка», — ответила преклонных лет дама в очках с роговой оправой. — Это…

— Я знаю, где это, — кивнул Тоха, указал на «роговую оправу» и калеку: — Вы и вы идете со мной. Остальные пока ждут здесь.

— Так из-за этой лахудры ты меня бросил? — злобно спросила Светлана, разглядывая побледневшую Наташу.

— Помолчи, — раздраженно попросил Осокин. — Не время и не место выяснять отношения.

События нескольких последних часов навевали на него все более мрачные мысли. Да и остальные приутихли. Бородатый Миша задремал, натянув куртку до самого носа и обняв свою тоненькую Марину, — несмотря на то что торговый зал неплохо отапливался, пол оставался холодным. И если поначалу это не очень досаждало, то сейчас люди начали мерзнуть. Да и проголодались все. На ужин каждому выдали по упаковке сухой корейской лапши, по булочке и по небольшому куску колбасы. Осокин, давно уже отвыкший от подобной пищи, хотел было отказаться, да «кашемировый» Лавр Эдуардович отсоветовал.