Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта

Сознания матери и сына слились в контакте, и Найл почувствовал радость и облегчение, узнав из ее послания, что с родными все благополучно.

Но когда сам попытался отправить встречный сигнал, сосредоточенность поколебалась: мозг все еще находился наполовину в объятиях сна. Контакт был утерян, и Найл остался один.

Через несколько минут в дверь заглянул Доггинз.

— Ну как, получше?

— Намного, спасибо.

— До собрания дойдешь, ничего? У Найла опустилась душа.

— Как, еще одно собрание Совета?

— Нет, на этот раз только люди. Но мне, видимо, понадобится твоя поддержка.

— Моя поддержка? — переспросил Найл удивленно.

— Да, на нашей коллегии; навроде гражданского собрания. Ходит слух, что там попытаются протащить решение осудить мои действия.

— А это, что, сколько-нибудь серьезно?

— Еще бы. Могут приказать мне уничтожить жнецы.

— Какая блажь!

Доггинз не успел ответить — в дверь постучали. Вошла Селима, неся с собой лампу, залившую комнату необычайно ярким светом. Найл посмотрел на лампу с удивлением:

— Что это?

— Обыкновенный газовый фонарь. Своего рода семейная тайна. Изобретение моего деда, но использовать его нам никогда не разрешалось.

— Почему? Доггинз раздраженно передернул плечами.

— Раскоряки утверждают, что это механизм.

— Как он действует?

— Вот сюда заливается нефть, — Доггинз постучал по блестящему металлическому шарику возле основания фонаря. — Насосик гонит ее вверх по трубке, и она испаряется, ударяясь о керамическую сетку накаливания. На самом деле просто.

Найл широко раскрытыми глазами смотрел на фонарь. Интриговал не столько внешний вид устройства, сколько впечатление, что он уже полностью с ним знаком. И тут мгновенная вспышка интуиции дала ответ. Как и умение читать, это знание было вживлено ему в память Стигмастером.

В миг озарения Найл ощутил в себе множество других фрагментов знания, дремлющих в глубинах памяти; несколько секунд он чувствовал ошеломляющую раздвоенность, будто его собственная сущность была под вопросом.

Доггинз полез в ящик стола.

— Вот еще один образчик запретного знания. На кровать шлепнулась увесистая книга. Найл взглянул на обложку: «Принципы электроники».

— Почему запретного?

— Потому что все книги запрещены. Пункт двадцать второй Договора о примирении гласит: «Книгопечатание и книгочейство запрещается под страхом смерти». Потому книги по большей части хранятся в музеях, запертые в стеклянные ящики.

— Но ты же умеешь читать?

— А как же. Здесь все по большей части грамотны. Это секрет, передаваемый от отца к сыну. Но если пауки узнают, мы окажемся в беде. Двадцать лет назад случайно всплыло, что один из наших умеет читать — девяностолетний старик. Так ведь настояли на казни.

— И жуки пошли на это?

— А куда денешься? Ведь речь шла о положениях Договора.

Найл листал страницы книги, теряясь от обилия математических формул.

— Кто обучил тебя грамоте? — как бы между прочим спросил вдруг Доггинз.

Найлу потребовалась секунда, чтобы осмыслить вопрос. Затем он удивленно вскинул голову.

— А как ты догадался?

— Вон зрачки как движутся. Так кто тебя обучил?

— Машина, — ответил Найл, улыбнувшись. Доггинз зыркнул на него из-под опущенных бровей.

— Та самая, что подкинула тебе пищевые таблетки?

Найл засмеялся такой дотошности.

— Точно.

— А где она, твоя машина?

— В Белой башне.

У Доггинза расширились глаза.

— Ты серьезно? Найл кивнул.

— Ты что, там был?

— Да.

Лицо Доггинза внезапно побледнело.

— Как ты пробрался туда?

— Вот с этим. — Найл протянул руку и взял трубку, лежащую на стопке одежды. Нажал на кнопку — трубка раздвинулась. Он вручил ее Доггинзу. — Ты что-нибудь чувствуешь?

— Вроде как покалывает. — Доггинз старался говорить спокойно, но голос срывался и рука подрагивала, выдавая волнение. — Где ты ее раздобыл?

— Нашел в пустыне.

Найл подробно рассказал, как они с отцом нашли укрытие от песчаной бури и как ветер обнажил древние развалины. Когда стал описывать блестящую машину, Доггинз кивнул.

— Наверно, «кузнечик». Основной вид дальнерейсового транспорта в конце двадцать первого века. — Он взглянул на трубку у себя в руках. — Но сам я прежде никогда их не видел. Извини, продолжай.

Когда Найл подошел к тому, как он пробирался в башню, волнение Доггинза возросло еще сильнее; он, очевидно, уж и усидеть не мог на месте. Лицо из бледного сделалось пунцовым. Найл с ошеломлением почувствовал, как от Доггинза лучится некая почти осязаемая сила, кажущаяся удивительно навязчивой, почти гнетущей. Юноша испытал облегчение, когда при описании Стигмастера Доггинз его прервал: