Рустем Сабиров: Веретено

— Я, собственно…

— Не туда идете, гражданин, не туда. Вам в другую сторону надо.

— Так в какую сторону-то?! — закричал вдруг Сергей Порфирьевич сорванным голосом.

Человек коротко мотнул головой в сторону выхода.

— Туда. Только поспеши, а то не поспеешь.

«И что тогда?» — отчаянно выкрикнул Сергей Порфирьевич, но голос повис в пустоте и пропал в извилистых загогулинах эха. Поняв, что ответа не получит, он развернулся и зашагал к выходу. Сперва зашагал, а потом и вовсе побежал опрометью.

А за дверью уже лютовала невесть откуда взявшаяся пурга, небосвод обернулся в огромную опрокинутую горловиной вверх вихревую воронку. Время перестало быть чем-то размеренно, плавно текущим, а выродилось и уподобилось этому перевернутому буранному смерчу, как в испорченном телевизоре. Сергей Порфирьевич, обдирая ладони и матерясь, вскарабкался на отвесную насыпь по мокрой замазученной щебенке.

…Этот товарняк стоит здесь, пожалуй с год. Похож на вздувшуюся, изрядно проржавевшую сороконожку. Слова и цифры, вычерченные на цистернах, сливались в единую, недоступную уму галиматью. Между шпалами — мёртвый частокол порыжелой прошлогодней травы. Объехать его, видимо, просто немыслимо. Впрочем, машины его уже не было, Да, вообразите, не было даже следов от нее, лишь всё та же нетронутая всепоглощающая снежная гладь. Почему-то это не удивило, скорее, наоборот. Постояв в нерешительности Сергей Порфирьевич, неловко скорчившись и чертыхаясь, поднырнул под платформу. Далее простиралась широкая пустынная полоса, пересечённая перекрестьями рельс, какие-то мятые металлические короба на искривленных ножках гнутые указатели неизвестно куда и откуда. Господи, прочь, прочь отсюда, из этого душного прокопченного мрака! Туда, в мир чистых снежных дюн и добрых елей. Навсегда, навсегда…

Вскоре, однако, он вновь уперся в растянувшуюся в обе стороны бесконечную громаду товарняка, столь же недвижную и безжизненную. На сей раз подныривать нужды не уже было — Сергей Порфирьевич с трудом поднялся по согнутым железным ступеням на тамбурную площадку и решил наконец перевести дух. Хотел было закурить, но сигарет в кармане куртки не оказалось. Как не оказалось и самой куртки, однако это уже не имело значения, потому что вперёди неожиданно вспенилась, взбухла совершенно непроницаемая метельная кисея, да такая плотная, что идти туда было уже просто немыслимо, такая же беспросветная пелена воцарилась и сзади. Он не удивился, вернее, не успел, потому что состав вдруг пронизала по хребту громыхающая судорога пробуждения. Сергей Порфирьевич схватился за поручни, дабы не упасть ненароком: состав сдвинулся с места, скрежеща проржавевшими суставами и позвонками, и вдруг с ошеломляющей скоростью рванул вперёд, снежная кисея по обе стороны тамбура из вертикальной стала косой, его прижало к стенке…

«Пройдите себе в вагон, гражданин, — услышал он вдруг, — услышал он вдруг, — не положено тут стоять. Или не понимаете?». Перед ним стояла круглолицая, улыбчивая женщина в странной темно-коричневой униформе.

«В вагон? Куда — в вагон? Туда?»

«Куда ж ещё-то. Только туда. Больше некуда покудова. Ладно хоть поспели вовремя».

«Поспел? Вовремя?.. А куда поезд-то идёт?»

«Куда-куда. Сами будто не знаете. Куда надо, туда и идёт…»

Он заглянул в вагон, там было пусто, сквозь щели в досках просачивались мечущиеся блики. И ещё почему-то — взявшиеся невесть откуда цветы желтоглазых одуванчиков. Одуванчики зимой, в вагоне мчащегося невесть куда товарняка? Ничего себе. Удушливо пахнуло машинной гарью и ещё почему-то нашатыркой. Да, вообразите, именно нашатыркой. Вагон неторопливо остановился, тишина разом заполнилась шумом, человеческими голосами. Пронизывающий ледяной сквозняк внезапно сменился пыльной духотой, а парящий мимолетным облачком в отдалении дух нашатырки вдруг приблизился, влез ветвистым электрическим разрядом, в самое нутро. И тут он с гортанным вороньим хрипом вобрал в себя воздух и открыл глаза.

Ну так и есть, обыкновенный летний день. Как и следовало ожидать.

Обыкновенный летний день. Плавающий в насыщенном летнем вареве обыкновенный тополиный пух, обыкновенный писк воробьиный, обыкновенный, милый сердцу городской шум. Сергей Порфирьевич благодушно зажмурился — вот наконец-то всё и свершилось. Да вот же оно, прекрасное лето, и закончились эти блужданья по искореженным рельсам и безжизненным полустанкам. Правда, эта нашатырка, откуда?.. Да и бог с ней совсем! Он со счастливой улыбкой огляделся по сторонам и даже привстал, точно приглашая всех порадоваться вместе с ним.