Ксения Сергеева - Ткач

— Твой брат тоже не может здесь проявить ни одной своей способности. Потому что сейчас я лишил их вас. Здесь. На поляне белых цветов, — Эф улыбнулся Сиду.

Только сейчас братья заметили, что среди травы цветет множество белых цветов. Они покрывали всю поляну густым покрывалом, словно только сейчас распустившим для них ароматные бутоны.

— Каждый, кто вспоминает о вас, здесь, — Эф вновь улыбнулся, обводя поляну рукой. — Ты ведь искренне верил в то, что рассказываешь маленькой девочке, чтобы она слаще спала и не волновалась понапрасну, так?

— Да.

— И не случайно мы оказались здесь… Быть может, цветы смогут помочь вам.

— Долго мы еще пробудем здесь?

— А что? — лукавый прищур темных глаз. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе все тайны мироздания?

— Не знаю…

— Возможно, я хочу напоследок дать вам шанс… — Эф поднялся с травы. Худые его пальцы коснулись головки одного из цветов, оторвавшийся лепесток поплыл по воздуху, повинуясь порыву ветра. Мальчик долго смотрел ему вслед. — Там, где я проснусь, то место, которое вы называете Дном. Возможно, единственно реальное, а оттого, самое нереальное. И потому я смогу дать вам шанс проснуться там вместе со мной. Или уйти туда, откуда вы пришли. В любом случае, возврата оттуда вам уже не будет.

— А что будет?..

— То, во что вы поверите. Или не поверите. Никто не помешает тебе, Ткач, верить в то, что все это — лишь сон.

Сид молчал. Он глядел на брата, который не двигался, смотрел себе под ноги, но будто воевал со всем миром, с самим собой, с каждой каплей вдыхаемого им воздуха, с каждым из своих воспоминаний.

— Фин…

— Я хочу жить там, где всё — настоящее! Чувства, слова, жизнь! Настоящее! Идем с ним, идем, и может, всё получится.

— Меня ждет Тилл.

— Она всего лишь выдумка! Фантазия! Сон!

— Она — моя жена. Там — моя мать, мой дом, полотно, всё то, что держит вместе эфиры.

— Ты ведь понимаешь, что и они — только неверно взятая нота…

— Или чистейший звук, вымеренный камертоном. Я не знаю, но хочу узнать.

— Ты просто исчезнешь? Позволишь мне быть без тебя?

Сид кивнул, глядя в глаза брату. Ему отчаянно хотелось верить в то, что происходящее и в самом деле только сон, скоро он проснется и поймет, что до сих пор находится в Саоссе, на вершине Арифилона, в постели магистра рядом с Иритаей, но только не на этой потрясающей красоты поляне, где жуткого вида больной мальчишка говорит о том, что ничто, из привычного Сиду, никогда не существовало. Фин закусил губу. Так сильно, как только мог. Слова вдруг перестали приходить в голову, скомкались в горле — он понял, что брат не пойдет с ним. Понял, что не сможет до конца вновь поверить в то, что у него есть дом, мать и учитель, в то, что когда-то он мог касаться пальцами естества вещей и читать мысли. Не поверит. Уже никогда. Как никогда не поверит в обратное Сид, не откажется от прошлого, от будущего, от того Пути, на котором оказался однажды.

Эф молчал. Задумчиво разглядывал молчащих близнецов, говорящих лишь взглядами. Брошенный всеми мальчик создал сказку, в которой сейчас боролись вера и надежда. Вряд ли он вообще понимал, что за игрой будут стоять такие чувства. И сейчас он уже не смеялся над вечно недоумевающим Фирлитом, над нелепой фантазией о проклятье Воронов, над тем, как сдвигаются слои, выбрасывая фигуры его выдумок на пути персонажей… Эф улыбался, а в уголках его глаз застыли слезы.

— Нам пора.

Сид сделал шаг вперед и остановился. Фин покачал головой, снимая ленту с волос. Ветер тут же спутал их, бросая на лицо и не позволяя видеть выражение глаз. Фин протянул ленту брату. Сид кивнул и улыбнулся. Он смотрел на свое взлохмаченное отражение и касался пальцами гладкой поверхности зеркала, которая с каждой секундой становилась все более мягкой, пружинящей, с силой выталкивающей Сида на каменные плиты Черного зала.

Фин очнулся не сразу. Сначала он почувствовал, как затекли мышцы в его руках, затем увидел калейдоскоп вспышек перед глазами, открыл веки и вновь зажмурился от яркого света, в нос ударил запах больницы, а по ушам — гул голосов за дверью. Он постоял еще несколько секунд, словно ожидая чего-то или привыкая к тому, как постепенно сливается с миром, частью которого никогда себя не ощущал, и лишь затем снова открыл глаза.

Ничего не изменилось вокруг. Фауст по-прежнему лежал на постели, приборы фиксировали его пульс, шторы слегка раздувались волнами кондиционированного воздуха, Алекс застыла у двери, во все глаза глядя на Фина. Сида не было.