Вионор Меретуков - Тринадцатая пуля

Будь О. Генри с нами, он бы сказал, что мы вылетели быстрее своего визга.

Началось все с того, что Полховский степенно направился в туалет.

Чтобы ему не было скучно, за компанию с ним пошел обожающий туалеты Васечка.

Помню, на шее Бориса болтался съехавший на сторону галстук.

Вернулся он неожиданно быстро. Без галстука, и что самое главное — без компаньона. Он шел мелкими, скорыми шагами, скверно лавируя между столиками и то и дело задевая локтями затылки посетителей.

— Васечку бьют! — крикнул он.

И действительно Васю били. В чем мы и убедились, ринувшись за Борисом в вестибюль ресторана.

Бедросова колотили проститутки. Человек двадцать. Знаменитый драматург бился, как лев. Мы бросились на выручку. И часть предназначавшихся ему синяков и шишек приняли на свою долю.

Как выяснилось позже, поводом к ссоре послужила вежливая просьба писателя пропустить его в мужской туалет. Размалеванные девицы почему-то именно в этом месте ловили клиентов.

Проституток деликатные слова седовласого мужчины почему-то страшно обидели. Девушки первые удары нанесли снятыми с ног туфлями, приговаривая:

— Интеллигент проклятый! Поссать захотел! (Дальше — совсем нецензурно).

Скажу честно, итальянская женская туфля на длинной металлической шпильке в опытных руках — весьма грозное оружие.

За побоищем внимательно наблюдал блюститель порядка, милиционер в звании лейтенанта. Когда очередной боевой выпад девушек достигал цели, он одобрительно крякал и щелкал пальцами.

На наши призывы он реагировал разведением рук в стороны и кривой ухмылкой. На помощь девицам шло подкрепление: официанты с никелированными подносами и ресторанные кулинары с метровыми металлическими черпаками в руках.

Музыканты толпились в дверях, с подъемом исполняя реквием Вольфганга Амадея Моцарта.

От полного уничтожения нас спасла группа дюжих мужчин, одетых в совершенно одинаковые спортивные костюмы с эмблемой СССР на груди.

В мгновение ока спасители разметали ряды нападавших и на руках вынесли нас, визжащих и конвульсивно дергающихся, из ресторана на безопасные уличные просторы. Там они бережно поставили нас на ноги и скрылись так же неожиданно, как появились.

— Господи, это какое-то Ватерлоо! — прикладывая платок к ссадине на лбу, простонал Васечка, — вы слышали, как они орали: "Бей жидов, спасай Россию!"?

— И поделом тебе, не надо было издеваться надо мной! Тебя Бог покарал! Теперь тебя тоже шнуровать будут, — обрадовался Алекс, — и надо было тебе, дураку с проститутками связываться! А вообще-то правильно нас побили, — сказал он задумчиво, — правильно! Лишние мы люди… Бежать нам всем надо к чертовой матери! Крестьянин, видите ли, нам не нравится…

— Мне не крестьянин не нравится. Мне не нравится, как он срёт, — сказал Илья.

— Ну, что, други, будем делать? — бодро спросил Полховский. — Продолжим?

— Поеду-ка я, братцы, в гостиницу, — отрезал Алекс, — как бы вторую ногу не сломали…

— А я к себе в Переделкино, — прокряхтел драматург и решительно добавил: — надо бы завтра прикупить огнетушителей….

Остались мы втроем: Борис, Болтянский и я. На Суворовском бульваре присели на скамейку.

— У меня в кейсе есть бутылка… — после долгой паузы меланхолично произнес Илья.

— И у меня… — также меланхолично сказал Полховский.

На самом деле бутылок было три…

…А теперь пришла очередь рассказать о втором приключении. Оно последовало непосредственно за первым…

…На следующее утро я проснулся в своей кровати с ощущением, что со мной рядом кто-то лежит.

Я задумался. Пьян я вчера не был. Или был… Ах, да, бульвар. Запрокинутая голова горниста, булькающие звуки, судорожная работа горлом, желтый свет фонаря, плавленый сырок…

Я затаил дыхание. Услышал нежное сопение. Нет, это не Илья. И не Полховский.

Я осторожно повернул голову. Увидел золотоволосый затылок, явно принадлежащий женщине. Когда?.. Я опять задумался. Как ни напрягался, никакая женщина в воспоминаниях не просматривалась. Как я ни был пьян вчера, я помнил, что вернулся домой один.

Незнакомка во сне перевернулась на спину, и я увидел бледный, почти детский, профиль. Длинный ресницы, маленький, аккуратненький носик, розовые губки. Я похолодел. Этого еще не хватало! Совсем девчонка, ребенок… Я руками ощупал себя. И температура моего тела опустилась еще ниже…

Стараясь не шуметь, я выбрался из-под одеяла и, на ходу покрываясь мурашками, босиком пошлепал к двери. Меня заставил остановиться глубокий вздох.