— Так, значит, все?..
— Да, да, все, — выкрикнул он раздраженно, — идите же!..
— Говорите, одна страничка осталась?..
— Все, все! И не теряйте времени даром! Дорога каждая минута. Революция на носу!
— Это кто, артист?.. — наконец прорезалась ошеломленная Слава.
— Я ему сейчас покажу "артист"! — сказал я и принялся сгребать основателя Советского государства в охапку.
— Товарищ, это недоразумение! Вы предаете интересы рабочего класса! — разорялся он, пока я нес его к входной двери. — Трудовое крестьянство предаст вас анафеме!
— Пусть предаст.
— Кто вы? Троцкист? Политическая проститутка? Провокатор? Что вы собираетесь делать со мной?
— Спущу с лестницы! Не бойтесь, у меня это быстро…
— Вы с ума сошли! Я же вождь мирового пролетариата! Народ не простит вам этого!
— Не уверен…
— Как вы можете? Вы же культурный человек!
— Именно поэтому…
Слава услужливо открыла дверь, и… гениальный продолжатель великого дела двух немецких прорицателей с грохотом полетел вниз по лестнице. Пересчитывая сухопарым задом ступеньки, он голосом уличного зазывалы ревел:
— Товарищи!!! Пролетарская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!
Вышедший из квартиры напротив (перебазировался?..) Лаврентий Павлович Берия, сопровождая захватывающую сцену аплодисментами, вскрикивал:
— Так его, лысенького, так его, плешивенького! Ах, спасибо вам, Андрей Андреевич! Век не забуду! Вот удружил, так удружил! Ведь этот немецкий шпион хотел заменить меня Дзержинским! Одно жалко, что он пришел без него, без Железного Феликса, вот бы грохота было!..
Когда вопли Ильича стихли, я отряхнул руками пиджак и брюки и, закрывая двери, сказал Славе:
— Добро пожаловать в Россию, дорогая!
…В Москве чрезвычайное положение. Со всеми вытекающими… Из магазинов исчезли продукты питания, в продаже только минеральная вода и спички. Как когда-то…
Опустел двор… Только две мрачные фигуры в черных плащах, сапогах и лохматых кепках застыли на скамейке. Не видать Саболыча и его партнеров по древней игре. На телевизионном экране исключительно новостные программы. Никакой рекламы. Да и что рекламировать?.. Реорганизацию всей государственной власти?
Что происходит в стране, никто не знает. Из газет осталась "Правда". И та выходит об одну страницу — вроде прокламации. Слухи, слухи заполнили страну…
Говорят о тайных расстрелах, разрушении церквей и закрытии Московского университета, как рассаднике вольнодумства. Руководит страной какой-то таинственный Совет национального спасения, в который входят Ванадий Блювалов, которого все считают балаганной фигурой, престарелые генералы с сержантскими лицами и несколько бывших кухарок.
Но, по слухам, руководство осуществляет кто-то другой, могущественный и страшный, до поры остающийся за кулисами политических событий. Я уверен, что знаю, кто это… Говорят, что закрыты границы. Все эти новости сообщает мне любопытная Слава, которая рыщет по столице в поисках приключений. Я из дому не выхожу.
В Москве установилась отвратительная погода. Идут мерзкие мелкие дожди. Настроение у меня кладбищенское…
Меня продолжают оберегать. Из окна я вижу приставленных ко мне охранников. Я уже знаю их в лицо. Мои постояльцы не подают признаков жизни.
Из еды в шкафу на кухне я обнаружил только консервы и макароны. Вчера Слава где-то достала две луковицы и принесла их в кармане своего роскошного парижского плаща.
— Украла? — спросил я, подозрительно глядя на овощ.
— Почему украла? — обиделась она. — Подарил один очень симпатичный грузин…
— Всё, это конец, — сказал я, взяв в руки золотистые головки, — осталось сделать один шаг — съесть сырую луковицу — и превратиться в Буратино.
— Я жаждала приключений, — уныло произнесла поскучневшая Слава, — и где они? То, что здесь происходит, это не приключение, это даже не происшествие, это — катастрофа!.. — она тяжело вздохнула.
Мои попытки найти Болтянского ни к чему не привели. Молчит квартира, молчит дача…
Такое впечатление, что Москва вымерла. Делать нам здесь нечего. Но…
— Без картин я не уеду, — объясняю я Славе.
Она располнела, хотя питается только макаронами и консервами.
— Как твоя гражданская жена я готова ждать, сколько угодно, — сказала она, озабоченно вертясь перед зеркалом, — но здешняя кухня меня доконает. Неужели вы в России всегда так питались?
Читать дальше