Вионор Меретуков - Тринадцатая пуля

— Слава, иди в гостиную, мне надо побеседовать с этим господином.

Слава фыркнула, смерила Берию презрительным взглядом и скрылась за дверью.

— Ну и фурия! — восхищенно воскликнул Берия.

— Не смейте так говорить о моей… жене!

— Когда это вы успели жениться? — подозрительно спросил он. — Мои люди из Парижа мне об этом не докладывали.

— Почему вы не в Кремле?

— Разве мы вас стесняем? — осклабился он. — А почему не в Кремле? Ах, не все так просто, дорогой Андрей Андреевич, — вздохнул он, — не все так просто… Революция — дело тонкое.

— Что, у вас разногласия? Передрались? Не можете на равные части разрезать сладкий пирожок?

— С минуты на минуту должен прибыть Ильич, — поделился со мной новостью Берия и добавил просительным тоном: — Умоляю, не впускайте его в квартиру!

Из гостиной раздался грохот. Похоже, разбилась хрустальная ваза. Это бушевала Слава. Потом опять что-то полетело на пол.

— Веселая у вас женушка, — скривившись, выдавил из себя Берия.

— Это точно, я за нее могу быть спокоен. Она умеет за себя постоять. Смотрите, Берия, если с ее головы упадет хоть волосок… Я вас предупредил…

— Слово коммуниста!.. — он прижал руки к груди.

— Это меня и пугает… Так смотрите же!.. Еще раз напоминаю вам, я знаю ваш секрет…

— Вы не посмеете! Жизнь дается человеку один раз, — он поднял вверх руку, — и нет ничего дороже жизни, она священна, ибо дарована Богом. Вы не можете лишить себя жизни в угоду… в угоду вашим политическим пристрастиям…

— Убирайтесь. Я вас больше не боюсь. Я видел страх в ваших глазах…

— Так вы не откроете двери Владимиру Ильичу?..

— Убирайтесь! И не попадайтесь мне больше на глаза!

Когда я вошел в гостиную, Слава стояла у окна и смотрела во двор.

— Вот она какая, твоя Россия, — сказала она с упреком, будто я был повинен в том, что двор грязен, что по квартире шляются разные мерзкие типы, что…

— Ты ничего не знаешь… — сказал я с досадой.

— Ну, — вздохнула она, — показывай свою берлогу, суженый мой.

Единственным предметом роскоши в моей квартире был рояль. Слава ходила по квартире, заглядывала в углы, качала головой…

— Да, суровый быт, — сказала она, когда узнала, что у меня нет посудомоечной машины.

Она не знала, что кроме посудомоечной машины, у меня еще много чего нет.

— А кто этот отвратный тип? Надеюсь, это не тот твой приятель, который толстеет даже в Великий пост?

— Избави, Боже!

— А куда он делся? Я его нигде не вижу. Он что, испарился?

— Вроде того… Он ушел.

— Надеюсь, совсем?

— Совсем… Надеюсь.

В этот момент раздался звонок в дверь.

— У тебя здесь что — проходной двор? Я думала, у тебя тихо…

— Так и было раньше. Я здесь годами никого не видел и не слышал… Никуда не выходи. Я скоро вернусь…

Я открыл входную дверь. На пороге стоял очень маленький лысый человечек с кепкой в руке и, склонив большую голову слегка набок, ласково смотрел на меня.

— Здесь пгодается славянский шкаф с тумбочкой? — спросил он, грассируя.

— Здесь все продается…

— Здгавствуйте, товаищ! А я вас узнал, — гость прищурился, — вы, - он пребольно ткнул меня пальцем в грудь, — вы Исаак Ройтман из Бунда! Угадал? Что, батенька, переметнулись к нам? Надоело, поди, мацу каждый день трескать? — пошутил Ленин и, запрокинув голову назад, зашелся идиотским смехом.

Потом он оборвал смех и решительно шагнул мимо меня. — А где остальные товарищи? Еще не прибыли? Когда ждать их прибытия? Надеюсь, скоро? Броневик внизу? Как нет?! Срочно организуйте! Сегодня же я должен с него обратиться к восставшему народу с программной речью. Безобразие! Ничего никому нельзя поручить! Беда! Плохо с кадрами, батенька, а ведь кадры решают все! Почта захвачена? А вокзал? Тоже нет? А банки?! Как работать с такими людьми? Надеюсь, хоть члены императорской фамилии расстреляны? Нет?! Какая халатность! Какая возмутительная безответственность! Ну, ладно, показывайте ваше хозяйство…

И он стал бегать по квартире. Я еле поспевал за ним.

Он встал на цыпочки и доверительно зашептал мне на ухо:

— Я даже думаю, что у меня и не стоит из-за этого окаянного морковного чая, будь он трижды проклят! Инесса с Надюшей так расстраиваются, так расстраиваются — вы себе представить не можете!

— Теперь газеты, — он начал рыться в карманах, — вот вам рубль, срочно идите и купите!

Купите все газеты! И левые, и правые! Где Зиновьев и Каменев? Они должны были дать в газеты информацию о дне и часе начала революции, чтобы народ твердо знал, когда надо будет идти грабить продовольственные магазины и винные склады. Все, вы свободны, оставьте меня! Я должен дописать "Государство и революцию": осталась всего страничка… Чего же вы ждете? Идите, идите!