Ками Гарсия: Прекрасная тьма

— А что с твоими глазами? Они же зеленые!

Лена, оторопев, дотронулась до его щеки.

— А твои — нет, — он печально погладил ее по волосам. — Но они прекрасны. И зеленый, и золотой.

— Но я же убила тебя, — недоверчиво покачала головой Лена. — Я воспользовалась помощью книги, и она убила тебя.

— Лила Джейн успела спасти меня, пока я не перешел в другой мир, — объяснил Мэкон. — Она заключила меня в арклайт, а Итан освободил меня. Ты ни в чем не виновата, Лена. Ты не могла знать, чего потребует книга.

Лена разрыдалась, Мэкон убрал черные кудри с ее лица и прошептал:

— Ш-ш-ш, успокойся. Все хорошо. Все закончилось.

Он говорил неправду. Это было видно по глазам. Прежде черные, глубокие глаза Мэкона могли скрыть то, что он чувствует на самом деле, но теперь все изменилось. Я не все понял из того, что сказал Абрахам, но в его словах была доля истины. Лена объявила себя, но это не решение всех наших проблем, а скорее новая проблема, и как ее решить — пока непонятно.

— Дядя Мэкон, я не знала, что так получится, — начала Лена, слегка отстраняясь от него. — Я просто стала думать о Тьме и Свете, о том, чего же я хочу на самом деле. Но как я ни пыталась, все равно выходило, что мое место не там. После всего, что со мной случилось, я не принадлежу ни Свету, ни Тьме. Я будто и там, и там одновременно.

— Все в порядке, Лена, — попытался обнять ее Мэкон, но она не далась.

— Нет, не в порядке, — покачала головой Лена. — Посмотри, что я наделала: тетушка Твайла и Ларкин умерли, Ридли…

— Ты сделала то, что должна была, — оборвал Мэкон Лену, глядя на нее так, словно видит впервые в жизни. — Ты объявила себя. Ты отказалась занять место в порядке вещей и изменила сам порядок.

— Что это значит? — неуверенно спросила она.

— Это означает, что ты — такая, какая есть: сильная и неповторимая, как Великий барьер, где нет ни Света, ни Тьмы, а есть лишь магия. Но, в отличие от Великого барьера, ты принадлежишь и Свету, и Тьме. Как и я. Как Ридли, судя по тому, что я видел сегодня вечером.

— Но что произошло с луной? — спросила Лена у бабушки.

— Ты расколола ее, девочка, — вмешалась Эмма. — Мелхиседек прав — порядок вещей нарушен. Неизвестно, к чему это приведет.

По тому, как она произнесла слово «нарушен», стало ясно, что порядок лучше не нарушать.

— Не понимаю. Никто из вас не умер, но Охотник и Абрахам тоже остались в живых. Как это возможно? А как же проклятье? — пораженно спросила Лена.

— В тебе есть и Свет, и Тьма — проклятье не приняло этого в расчет. Как и все мы, — с болью в голосе отозвалась бабушка. — Я рада, что с тобой все в порядке.

По ней было видно — она говорит не все, что думает, на самом деле все гораздо сложнее. В дальнем углу пещеры послышался плеск воды, я обернулся и увидел копну светлых волос с розовыми прядями. К нам вышла Ридли, а следом за ней — Линк.

— Похоже, я и правда стала смертной, — усмехнулась Ридли с привычным сарказмом, но я заметил, что она рада. — Всегда тебе нужно выпендриться, сестренка! Ну почему ты не можешь быть как все?!

Лена задохнулась от неожиданности и застыла как вкопанная.

Слишком много всего навалилось на нее разом. Она думала, что убила Мэкона, а он оказался жив. Она объявила себя и осталась одновременно и темной, и светлой. Она расколола луну. Сейчас понимание обрушится на нее, и она потеряет сознание.

И тогда я подхвачу ее и отнесу домой.

Лена взяла Ридли и Мэкона за руки, создавая свой собственный чародейский круг. Круг, не принадлежащий ни Свету, ни Тьме.

Она выглядела очень уставшей, но уже не одинокой.

Сна ни в одном глазу. Прошлой ночью я моментально вырубился на знакомом сосновом паркете в Лениной комнате. Мы оба заснули, даже не раздевшись. Двадцать четыре часа спустя я обнаружил себя в своей комнате, в кровати. Странное ощущение, я уже привык спать между корней деревьев на влажном мху. Я слишком много всего видел за последнее время. Встав с постели, я закрыл окно, хотя в комнате было жарко. Но там, снаружи, бродили внушающие страх существа, с которыми наверняка еще предстояло встретиться.

Неужели этой ночью кому-то в Гэтлине удалось заснуть?

Люсиль бессонница не беспокоила. Она запрыгнула на кучу грязного белья в углу и принялась усердно мять его лапами, устраиваясь на ночь. Эта кошка может спать вообще где угодно.

А вот я — нет. В очередной раз перевернувшись на другой бок, я подумал, что иногда к удобствам привыкнуть сложнее, чем к их отсутствию.