Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

Он носит свой лазаревский ковчежец, сказал себе Маркус, заметив серебряный блеск на темном свитере Мэтью.

У них в семье никогда не говорили об Элинор Сент-Леджер и обстоятельствах ее смерти, опасаясь вызвать новый приступ гнева у Мэтью. В 1140 году Мэтью, насколько понимал Маркус, не имел никакого желания покидать Париж, где изучал философию, но своему отцу Филиппу подчинился беспрекословно. Глава семьи вызвал сына в Иерусалим как миротворца: раздоры в Святой Земле не унимались и после завершения похода Урбана II. Там Мэтью встретил Элинор, подружился с ее многочисленным английским семейством и влюбился в нее без памяти.

Клермоны и Сент-Леджеры, однако, часто принимали разные стороны в том или ином вопросе. Старшие братья Мэтью — Хью, Годфри и Болдуин — уговаривали его отказаться от девушки и не мешать им разделаться с ее родственниками, но Мэтью не уступал. Однажды они с Болдуином, поспорив о чем-то связанном с Сент-Леджерами, утратили всякую власть над собой. Послали за Филиппом, но Элинор, не дождавшись его, попыталась сама урезонить братьев. Когда Мэтью и Болдуин пришли в себя, ее было уже не спасти — слишком много крови она потеряла.

Маркус до сих пор не мог понять, почему Мэтью, так любивший Элинор, позволил ей умереть, а Мэтью с того времени надевал ковчег пилигрима лишь в тех случаях, когда боялся кого-то убить или вспоминал Элинор. Может быть, сейчас обе эти причины совпали.

— Эта фотография — не пустая угроза. Хэмиш думает, что самое имя Бишоп заставит чародеев поостеречься, я же боюсь обратного. Диана, каким бы ни был ее врожденный дар, защитить себя не способна и при этом слишком самонадеянна, чтобы просить о помощи. Побудь с ней немного. — Мэтью оторвал взгляд от изображений Ребекки Бишоп и Стивена Проктора. — Я хочу побеседовать с Джиллиан Чемберлен.

— Нет полной уверенности, что фотографию послала она, — указал Маркус. — У снимка два разных запаха.

— Второй принадлежит Питеру Ноксу.

— Но ведь он — член Конгрегации. — В эпоху Крестовых походов демоны, вампиры и чародеи образовали совет, куда вошли по три представителя каждого вида — итого девять. Задачей Конгрегации была безопасность иных — другими словами, забота о том, чтобы никто из них не привлек к себе внимания человека. — Любой шаг в этом направлении могут расценить как выпад против властей. Не станешь же ты подставлять под удар всю нашу семью ради мести какой-то ведьме?

— Сомневаешься в моей лояльности? — промурлыкал Мэтью.

— Нет, в твоей способности судить здраво, — бесстрашно ответил Маркус. — Конгрегация и так уже вправе предъявить тебе претензии из-за этого смешного романа — незачем создавать повод для новых.

Когда Маркус впервые приехал в Европу, его вампирская бабушка объяснила ему, что отныне он связан конвенцией. Нельзя вступать в близкие связи с другими разновидностями иных, а также вмешиваться в человеческую политику и религию. Всех прочих отношений с людьми, включая сердечные, тоже следует избегать, но формально они не запрещены — лишь бы осложнений не возникало. Маркус всегда предпочитал общаться с вампирами и о конвенции до последнего времени практически не вспоминал.

— Теперь это никого уже не волнует. — Мэтью бросил взгляд на дверь в спальню Дианы.

— Она про конвенцию знать не знает, а ты ничего ей не говоришь, — упорствовал Маркус. — Хотя чертовски хорошо понимаешь, что вечно это скрывать от нее нельзя.

— Не станет Конгрегация настаивать на соблюдении правила, принятого чуть не тысячу лет назад, когда мир был совершенно другим. — Взгляд Мэтью остановился на старинной гравюре, где богиня Диана целила из лука в охотника, убегающего от нее через лес. «Становятся уже не охотниками, но преследуемой дичью». Фраза из книги, когда-то написанной его другом, заставила его вздрогнуть.

— Подумай, Мэтью, прежде чем что-то делать.

— Я уже все решил, — не глядя сыну в глаза, сказал старший вампир. — Ну так как — постережешь ее, пока я не приду?

Маркус кивнул, не в силах устоять против мольбы в голосе Мэтью.

Как только дверь за ним закрылась, Маркус вошел к Диане. Приподнял поочередно веки, пощупал пульс. Вокруг пахло страхом, шоком и легким наркотиком. Мэтью по крайней мере хватило ума дать ей транквилизатор.

Закончив осмотр, он выпрямился. Диана морщила лоб, будто и во сне с кем-то спорила. Маркус знал, во-первых, что никакие осложнения ей не грозят — она пережила сильный шок и нуждается в отдыхе, вот и все. Во-вторых, от нее так и разило Мэтью: отец пометил ее намеренно, чтобы каждый вампир знал, чья она. Дело, стало быть, зашло дальше, чем Маркус предполагал. Просто так отец от нее не отвяжется — но если бабушка говорила правду, разлуки не миновать все равно.