Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

— Да, фиалки — тут я с тобой согласен. Пурпурные засахаренные фиалки, из любви к которым Елизавета Тюдор испортила себе зубы. — Он сделал еще глоток. — Дым хороших сигар — такие курили в клубе «Мальборо», когда там бывал принц Уэльский. Ежевика, собранная с изгородей у конюшен Олд-Лодж. Красная смородина, настоянная на бренди.

Вампиры — сюрреалистические создания. Дело не только в том, что Мэтью способен видеть и слышать то, что мне недоступно, а в остроте и точности его восприятия. Не просто ежевика, а собранная тогда-то и там-то.

Пока Мэтью пил вино, я разделалась с мясным блюдом, подставила свой бокал под огни свечей и спросила шутливо:

— А какой, по-твоему, вкус у меня?

Мэтью, побелев еще больше, вскочил. Его салфетка упала на пол, на лбу вздулась жилка.

Я брякнула что-то не то.

В мгновение ока он оказался рядом, схватил меня выше локтей и поднял со стула.

— Мы не обсудили еще одну вампирскую байку, согласна? — Он смотрел странно, его лицо внушало мне страх. Я попыталась вырваться, но он держал крепко. — О вампире, который так влюбляется в женщину, что не может себя сдержать.

Да что я такого сказала-то? Мы обменялись вкусовыми впечатлениями, а потом…

— Ой, Мэтью, — пискнула я.

— Хочешь знать, что я почувствую, отведав тебя на вкус? — Его голос стал до отвращения низким, почти утробным.

Он отпустил меня и тут же погрузил руки мне в волосы, упершись большими пальцами в основание черепа. От этих холодных точек по мне разливалось оцепенение. Не могла же я опьянеть от двух бокалов вина. Он, наверно, чем-то меня одурманил — как иначе объяснить полную невозможность освободиться?

— Меня пленяет не только твой запах. Я слышу, как струится по жилам твоя ведьмина кровь. — Мэтью приблизил холодные губы к моему уху, обдавая меня сладким дыханием. — Она поет — известно это тебе? Твоя кровь, подобно сирене, завлекающей моряка на скалы, может привести к гибели и меня, и тебя. — Его тихий, интимный голос проникал прямо в мозг.

Губы вампира двинулись вниз вдоль моей челюстной кости. Кожа под ними леденела и тут же вспыхивала огнем.

— Мэтью, — выдохнула я стиснутым горлом и закрыла глаза. Я ждала, что он вот-вот вопьется мне в шею, но шевельнуться не могла, да и не хотела.

Вопреки ожиданиям, его губы прижались к моим, руки обняли меня, пальцы бережно охватили голову. Мой рот приоткрылся; ладони, прижатые к его груди, ощутили один-единственный удар сердца.

Когда оно ударило, поцелуй стал другим. Мэтью больше не нападал — его голод преображался в сладость и горечь. Он медленно взял в ладони мое лицо и нехотя отстранился. Я впервые услышала его дыхание, совсем не похожее на человеческое — могучие вампирские легкие тихо и прерывисто пропускали через себя ничтожные порции кислорода.

— Я воспользовался твоим страхом. Каюсь, — прошептал он.

Я стояла, не открывая глаз, все еще чувствуя себя одурманенной. Его гвоздика с корицей разогнали запах фиалок.

— Тихо, — резко сказал Мэтью, когда я шевельнулась в его объятиях. — Я могу не совладать с собой, если ты начнешь вырываться.

В лаборатории он предупреждал меня об отношениях между охотником и добычей — теперь заставлял притворяться мертвой, чтобы хищник в нем потерял ко мне интерес.

Но я была живой, а не мертвой.

Открыв глаза, я увидела его лицо, выдававшее алчность и голод. Сейчас он повиновался инстинкту, но инстинкты были и у меня.

— Ты для меня не опасен, — выговорила я замерзшими и в то же время пылающими губами, не привыкшими к вампирскому поцелую.

— Вампир не опасен для ведьмы? Не будь так уверена. Здесь все решает мгновение. Если я нападу, то уже не остановлюсь, и ты меня тоже не остановишь. — Одна пара немигающих глаз уперлась в другие. — А ты смелая, — удивленно промолвил Мэтью.

— Отродясь такой не была.

— А кто сдавал кровь вампиру? Кто без страха смотрит ему в глаза? Кто выпроводил из библиотеки иных и просто ходит туда день за днем, отказываясь подчиняться кому бы то ни было? Это все называется смелостью.

— Простое упрямство. — Сара давным-давно объяснила мне разницу.

— Я уже встречал такую отвагу — большей частью у женщин. Мужчины только бравируют, прикрывая этим свой страх.

Его взгляд порхал по мне, оставляя на коже тающие снежинки. Протянув палец, он снял с моей ресницы слезу, осторожно усадил меня и присел на корточки перед стулом. Его руки — одна на подлокотнике, другая на моем колене — охватывали меня, как заветный круг.