Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

В тот же вечер родители объяснили мне, что о нашем домашнем волшебстве не следует рассказывать посторонним. Людей гораздо больше, чем чародеев, и они нас боятся, сказала мама — а сильнее страха ничего нет на свете. Я тогда умолчала, что тоже боюсь волшебства, особенно маминого.

Днем мама ничем не отличалась от любой кембриджской матери — не слишком ухоженная, довольно бестолковая, умученная работой и домом. Белокурые волосы она носила по моде взлохмаченными, но одевалась, как в каком-нибудь 1977-м: длинные широкие юбки, брюки и рубашки на размер больше, чем надо, мужские куртки и блейзеры. Всю эту имитацию Энни Холл она скупала в дешевых бостонских магазинах; на улице или в очереди супермаркета никто не взглянул бы на нее дважды.

Но дома, задернув шторы и заперев дверь, мама преображалась. Движения из судорожных становились уверенными; она прямо-таки плыла по дому, напевала, подбирала с полу игрушки и книжки, и лицо ее светилось неземной красотой.

В такие минуты от нее нельзя было отвести глаз.

«В маме спрятана петарда», — подшучивал папа. Но я уже знала, что петарды не просто пускают яркие звезды — они могут и напутать.

Однажды вечером, когда отец читал лекцию, мать решила почистить серебро и вдруг загляделась в стоявшую на столе чашу с водой. Там клубился туман, наполняя комнату фантастическими фигурами. Диковинные существа взбирались по занавескам, прилипали к потолку. Я смотрела на них, раскрыв рот, и звала маму, но она не могла оторваться от чаши. В конце концов одна из фигур, получеловек-полузверь, подобралась совсем близко и ущипнула меня — лишь тогда мать вышла из транса. Красные искры, которые посыпались из нее, разогнали призраков. Отец, вернувшись, сразу почувствовал в доме запах паленых перьев, забеспокоился и нашел нас с мамой обнявшимися в постели. Мать при виде его залилась покаянными слезами. С тех пор наша столовая всегда внушала мне страх.

Чувство защищенности окончательно покинуло меня в семь лет, когда родители уехали в Африку и там погибли.

Я потрясла головой и вновь сосредоточилась на стоящей передо мной дилемме. Рукопись, лежа на столе в круге света от лампы, взывала к чему-то темному и запутанному во мне. Гладкая кожа обложки снова кольнула мне пальцы. Когда-то, просматривая бумаги в кабинете отца, я уже испытала нечто подобное.

Решительно отвернувшись от загадочного тома, я стала искать список алхимических текстов, подготовленный мной в Нью-Хейвене. Он нашелся в куче черновиков, бланков заказа, рецептов, карандашей, ручек и прочего. Против каждого текста значился шифр, присвоенный бодлианским библиотекарем. «Антропология, или Описание двух начал Человека: анатомического и психического», — говорилось в аннотации к «Ашмолу-782». Содержание, как и в большинстве изучаемых мной работ, было почти невозможно определить по заглавию, а эту книгу, собственно, и открывать было незачем. Тетя Сара всегда проверяла свою почту на ощупь. Если в конверте лежал нежелательный счет, она его попросту не вскрывала и притворялась потом, что о задолженности за электричество слышит впервые.

Золотые циферки на корешке подмигнули мне.

Я села и призадумалась, как же мне с этим быть. Открыть книгу, как будто я самый обычный историк? Или оставить ее и уйти?

Сара повеселилась бы, увидев меня сейчас. Она всегда говорила, что мои попытки держаться подальше от магии — полная ерунда, хотя я после смерти родителей только это и делала. Все ведьмы, бывшие на поминках, искали во мне черты Бишопов и Прокторов, гладили по голове и предрекали, что очень скоро я займу место матери в их общине. Некоторые говорили при этом, что моим родителям не следовало жениться.

«Слишком большая сила, — шептали они, думая, что я их не слышу. — Они привлекли бы к себе внимание, даже и не занимаясь древними культами».

Этого мне хватило, чтобы обвинить в смерти родителей их сверхъестественные способности и попробовать жить по-другому. Повернувшись спиной ко всему, что имело отношение к магии, я занялась тем же, что все девочки моего возраста — верховая езда, мальчики, романы для юношества. Таким образом я надеялась затеряться среди простых смертных. В переходном возрасте я страдала депрессией, но немагический доктор заверил тетю, что это вполне нормально.

Сара ничего ему не сказала о голосах, о моей привычке брать телефонную трубку за минуту до звонка, о том, как она в полнолуние ограждает чарами все окна и двери, чтобы предотвратить мои лунатические уходы в лес. Не сказала, что стулья в доме укладываются в пирамиду, когда я злюсь, и рушатся на пол, когда злость проходит.