Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

Я попыталась расположить события в хронологическом порядке. Первый замок и деревня строились в шестом веке, башня Мэтью — в тринадцатом.

— Потом он приткнул на задах эту башню, — Изабо неодобрительно сморщила нос, — чтобы жить подальше от нас, когда здесь бывает. Мне эта романтическая причуда не нравилась никогда, но он так хотел, и я разрешила. Для обороны она бесполезна — Мэтью и так уже налепил много больше башен, чем нам было нужно.

— Мэтью рос умным, любознательным мальчиком, — продолжала она, лишь условно присутствуя в двадцать первом веке. — Бегал за отцом в замок, играл его инструментами, сам строил что-то из чурочек и камней. Дети тогда рано учились ремеслам, но Мэтью всех обогнал. Когда он научился владеть топориком, не раня себя, его сразу поставили на работу.

В моем воображении возник восьмилетний Мэтью, длинноногий, зеленоглазый.

— Да, — улыбнулась Изабо, подтверждая мои фантазии, — он был красивый ребенок. Красивый юноша. Необычайно высокий для того времени — хотя, став вампиром, еще больше подрос.

И пошутить любил. Всегда прикидывался, что такая-то балка или стена вышла плохо — ему, мол, неправильные указания дали. Филипп всякий раз попадался на его удочку. Родной отец Мэтью умер, когда мальчику не было еще двадцати, а мать — и того раньше. Нам очень хотелось, чтобы сирота нашел себе подходящую женщину, остепенился, завел семью. И вот ему встретилась Бланка. Ты должна понимать, что он всегда пользовался успехом у женщин. — Это было утверждение, не вопрос.

Марта сердито глянула на хозяйку, но промолчала.

— Да, конечно, — с тяжелым сердцем ответила я.

— Бланка приехала в деревню недавно. Она прислуживала каменных дел мастеру, из тех, кого Филипп выписал из Равенны строить первую церковь. Беленькая, как и полагается при таком имени, глаза как весеннее небо, волосы как золотая пряжа.

Когда я отправилась за ноутбуком Мэтью, мне явилась красивая бледная женщина, очень похожая на ту, что описывала Изабо.

— И улыбка у нее была славная, — добавила я.

— Да, — удивилась Изабо.

— Я увидела ее, когда огонь камина отразился в доспехах Мэтью.

— Она казалась такой хрупкой — того и гляди сломается, таская воду из колодца или работая на огороде, — возобновила рассказ Изабо, несмотря на многозначительное покашливание Марты. — Это, полагаю, и привлекло Мэтью — хрупкие создания всегда ему нравились. — Она оглядела мои далеко не хрупкие стати. — Когда Мэтью стал зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить семью, они поженились. Ему было двадцать пять, ей девятнадцать. Красивая пара — чернявый Мэтью и светлая красавица Бланка. Они очень любили друг друга, и брак у них был счастливый. Вот только детей никак не могли родить — один выкидыш за другим. Даже представить не могу, каково им было видеть гибель стольких надежд. — Я не знала, способны ли вампиры плакать, хотя и помнила кровавую слезу на щеке Изабо в своем первом видении, — но ее лицо и без слез выражало глубокое горе.

— И вот после множества неудач Бланка вновь забеременела. 531-й был знаменательным годом. На юге появился новый король, и война вспыхнула сызнова. Мэтью ходил счастливый, лелея надежду сохранить наконец дитя, и она не обманула его.

Люк родился осенью и был окрещен в недостроенной церкви, которую воздвигал наряду с другими его отец. Роды были тяжелые: повитуха сказала, что больше у Бланки детей не будет, но Мэтью и одного Люка было вполне довольно. Тем более что мальчик был вылитый отец — чернокудрый, с острым подбородком и длинными ножками.

— Что же случилось с Люком и Бланкой? — спросила я. Нам осталось всего шесть лет до превращения Мэтью в вампира. Что-то должно было случиться, иначе он никогда бы на это не согласился.

— Мальчик подрастал, все шло хорошо. Мэтью научился работать по камню и пользовался большим спросом у знати отсюда и до Парижа. А потом в деревню пришла горячка. Она косила всех подряд, но Мэтью выжил, а Бланка и Люк — нет. Было это в 536 году. В прошлом, 535-м, мы почти не видели солнца, и зима была очень студеная, а с весной нагрянула эта хворь.

— Деревенские не пытались понять, почему вас с Филиппом болезнь не тронула?

— Еще как пытались, но в те времена объяснить это было проще. Легче думать, что Бог прогневался на деревню, чем признать, что рядом с тобой живут manjasang.

— Manjasang? — Я попыталась скопировать выговор Изабо.

— Кровопийцы — так на старом языке называли вампиров. Некоторые подозревали правду и шептали о ней другим, но в ту пору возращение остготов волновало людей куда больше, чем сеньор — manjasang. Филипп обещал защитить деревню в случае повторных набегов, и мы никогда не охотились в окрестностях замка.