Александр Бруссуев - Радуга 1

Устроившись со всеми возможными удобствами в кресле у иллюминатора самолета, Макс не удивился, когда эта девушка села рядом. Он смотрел на крыло, иногда поворачивая голову в сторону барражирующих по проходу стюардесс и стюардов с одинаковыми постными усталыми лицами. В эти моменты он невольно бросал взгляд на девушку, непроизвольно щурясь.

— Почему вы так странно щуритесь? — вдруг спросила девушка.

— Потому что вы ослепительна, — просто ответил Макс.

Девушка засмеялась, а самолет взлетел.

Когда персонал разнёс куцые завтраки, майор вдруг предложил:

— Давайте выпьем коньяку. Я тут в аэропорту приобрел по случаю. Но дело не в этом. Дело в том, что я никогда не пил на такой высоте, за Полярным кругом, да еще и с такого сранья.

— С чего — такого? — снова засмеялась девушка.

— Я имел ввиду: так рано, — пожал плечами Макс. — С раннего утра.

Как само собой разумеющееся дело, они хлопнули по двадцать грамм, украдкой налитого «Кремлевского» коньяку. Весь недолгий полет они проговорили о всякой всячине, и уже когда в иллюминаторе засияло море, Макс вдруг спросил:

— А вы — прокурорская? По роду деятельности?

— Нет, — удивилась девушка. — Я была педагогом. А с чего это вы так решили?

— Иногда вы смотрите, как они: вроде бы в моем направлении, а как-то мимо. Глаза от этого кажутся косыми.

Девушка смеялась так заразительно, что они оба чуть не расплескали весь налитый в пластиковые стаканчики коньяк.

— Это все оттого, что я впервые не одела свои очки, — наконец, сказала она.

— Ну и что? — не понял Макс.

— А то: я также в первый раз пользуюсь контактными линзами. И мне иногда кажется, что они как-то выпучиваются и вот-вот упадут.

Отдых в Сочи пролетел незаметно и даже быстро. Вместе с Максом проходили курс реабилитации другие ветераны, но, в основном, не отягченные медалями и орденами. Разве что почетными грамотами. Поэтому и майор помалкивал, ничего не распространяясь о своей командировке. Реабилитация подразумевала собой курс релаксирующей терапии, в том числе и психологической. Последняя непроизвольным образом включила в себя пиво и вина за пределами санатория и иногда коньяк и водку в стенах. Строгое предупреждение о невозможности пьяных дебошей, выяснений, кто «мент круче», было небеспочвенным. Самые тупые, насмотревшиеся отечественных сериалов, пытались изображать свою «избранность», но их скручивали коллеги по номерам, а иногда и сотрудники санатория. В первом случае они отделывались разбитыми мордами и исключением из всех застолий, во втором — позорным выселением и ходатайством по месту работы о служебной проверке.

Макс в «санаторное» братство не вступал, он был в «курортном». Он часто и подолгу общался со своей мурманской попутчицей, которая жила-была, оказывается, в глухом безработном северном поселке, работала учительницей в немногочисленной восьмилетней школе и жила за счет леса, рыбы и утомительного труда на своем приусадебном участке. Характер, как она сама признавалась, у нее был очень скверный, местные пьяные ухажеры ее ненавидели по причине, о которой не надо было говорить вслух. Зарплата висела где-то на счетах уже не один год, словом — ничего особого, дело житейское. Какие преграды нужно было преодолеть, чтобы в один прекрасный день забрать из выплатного пункта всю причитающуюся задолженность — Макс представить себе не мог. Она в один момент стала самой богатой жительницей их поселка, самой презираемой, да, к тому же, скорее всего, безработной. Вот поэтому-то она и приехала в Мурманск, плюнула на будущее и купила билет на «Боинг» до Сочи, чтобы попробовать жизни, о которой ей рассказывали взрослые коллеги по работе, неоднократно посещавшие причерноморские пляжи во времена «золотого застоя». А тут — Макс.

Они поженились через полгода после возвращения с Сочи.

Еще будучи на курорте, Макс связался с одной из строительных организаций в родном Смоленске, заключил в электронном виде договор и даже проплатил через банк десять процентов, якобы — предоплату. Жадные строители, точнее — перекупщики у самих себя и одновременно продавцы, требовали увеличить сумму в три раза, но, узнав, что через месяц получат весь расчет, угомонились. Макс, конечно, мог бы все это проделать по возвращению, но ему не терпелось удивить девушку Галю, и это ему удалось.

Самое тягостное время после тех событий у оружейного клада для него наступало ночью. Отведенные на сон часы — это единственная возможность, когда человек остается наедине с самим собой. Днем можно отвлечься, забить голову всякой ерундой, отключиться от воспоминаний и дум о будущем, но ночью это сделать уже затруднительно. Максу удалось сейчас несколько недель если и не засыпать с улыбкой, то с легким сердцем.