Александр Бруссуев - Радуга 2

— Хороший тост, — заметил Иван. — Выпьем по этому- поводу.

— Он остановил время, — поспешно проговорил Макс. — Время, как физическая величина нашего пространства. Любые тела, в которых исчезает эта характеристика, не способны меняться. То есть прекращаются все процессы на клеточном уровне, броуновское движение стопорится, электрон перестает вращаться по орбите и тому подобное. Само вещество приобретает свойство такой твердости, что ни алмазу, ни корунду не достичь и на тысячную долю процента. Вокруг могли протечь миллионы лет, окружающая среда могла меняться от звездного пламени до ледяной пустоты внешнего космоса — а нам всем вместе было до лампочки. В тот самый момент, когда одним махом было остановлено время, все что было создано человеческими руками, а также сами люди оказались в «машине времени». Ничто не способно было ни навредить, ни изменить, ни как-то воздействовать. Поэтому звери нас не трогали: мы были для них испокон веков всего лишь камнями, не пригодными в пищу. Так же, как и окна, двери и стены домов — непреодолимые преграды.

— Поэтому прошедшие века двигали некоторых из нас, как- кукол. Твердость-то отнюдь не означает неподъемный вес, — усмехнулась Саша и передернула плечами.

— Но наступил день «Хе», и те из нас, что волею случая- оказались под толщей земли, воды или иной агрессивной среды умерли, не успев осознать, что их жизнь подошла к концу. Не хотел бы я оказаться в другом месте, кроме как под спудом знаний, — заметил Иван.

— Но, мы, оставшиеся в живых после этой игры в «русскую- рулетку», приобрели нечто, ранее нам несвойственное, — сказал Суслов. — Полную свободу совести. Веди себя так, как хочешь. С нас сняты все ограничения. Вот поэтому мы сейчас и сидим здесь.

— Нет, — возразил Макс. — Поэтому мы пойдем, ведомые- другом-Иваном к месту усыпальницы Вяйнямёйсена. Без Бога в сердце, без Веры в душе — мы сироты.

Кто не успел допить свой коньяк, влили в себя последние капли, и все разом повернулись к безмятежному Бену Стиллеру. Тот уже давно вылакал свою порцию и сидел, делая всякие трюки с фужером.

— А ему кто все переведет? — поинтересовалась Саша- Матросова. — Речь Макса никто из нас не записал.

Шура подвинулся к американцу ближе и поощряющим жестом отправил Макса за еще одной бутылкой Мартеля.

Если бы Макс в свое время не снял с падшего от предательского выстрела воздушного шара солнечную батарею с соответствующим оборудованием, то блестящая придумка Ивана была бы реализована на половину, если не на треть.

Мастер сдержал обещание и представил на обозрение готовый катамаран, созданный из двух дюралюминиевых лодок. Крепежным элементом в этой конструкции служил пропеллер, установленный между корпусами на прочной раме. Получился почти глиссер. Только питание воздушный винт получал от нескольких секций семидесятипятиамперных аккумуляторов, позаимствованных на производственном объединении «Катод», устроившем один из своих цехов прямо в Адмиралтействе. Так что глиссер мог чесать против течения Невы, пока хватало зарядки.

Вовремя приделанное устройство на солнечной батарее отчасти должно было скрашивать потерю емкости, но оно было рассчитано на гораздо меньшие потребители. Поэтому 74 километра, а такова была протяженность Невы в былое время, не представлялись быть пройденными за один безостановочный вояж.

Главное — пробиться к Ладоге. А там уж, в случае чего, можно было и на веслах ехать. Четыре уключины позволяли разместить в них по два весла на каждый борт.

Иван радовался, как ребенок. Особенно это сделалось заметным после отплытия из лодочного сарая в дельту у Невских ворот Морского Торгового порта. Здесь подразумевалось самое широкое место, ранее именуемое воронкой рукава Большой Невы, откуда открывался выход в Маркизову лужу. В принципе, ширина реки не имела никакого решающего значения, просто так уж совпало. А радовался Иван за Мастера: не обманул, не подвел, не попытался присвоить и золото, и сам катамаран.

— Ты дурных «ментовских» романов начитался, — хмыкнул- тот, когда Ваньша на радостях поделился с ним своими былыми сомнениями. — Их-то в последнее время больше всего штамповали, с образовательной, так сказать, целью. Менты в первую очередь их и читали, как учебные пособия. Я же воспитывался на военной лирике Астафьева, Казакевича, Быкова, Смирнова, да Алистера Маклина, наконец. Вот что я тебе скажу напоследок, мореплаватель. Добро — оно, как стержень, его согнуть нельзя — только сломать. А зло, хоть и в два раза сильнее, гнется во все стороны, как резиновые дубинки. Для строительства используют железную арматуру, и никогда — палки из резины. В прошлом мире правила стройки изменились, вот мы теперь и имеем, что имеем.