— Государыня нездорова, — невыразительным голосом произнес Роскоф. — Августейший супруг сопровождает Ее Величество в оздоровительной поездке.
— Ну, народ, ничего вам поручить нельзя! — хмыкнул Сабуров. — Нашел курорт, Таганрог! От чего там пользуют, а, племянник? От селезенки, от сердца? Или от слабости на голову?
— Сам бы сочинял лучше.
— Ну, в отличие от тебя, я сочинительством отродясь не грешил.
В помещение вошли трое артиллерийских офицеров, с порога громко требуя котлет и портвейну. Младшему было не более пятнадцати лет, и голос его то и дело забавным образом срывался с мужского на ребяческий.
— Шалуны, — хмыкнул Роскоф.
— Они тебя не видят за моей внушительною штатской спиной. Пусть их, — Сабуров вновь воротился мыслями к чему-то неприятному. — Как-никак артиллерия.
— Да, артиллерии мы можем прощать любые шалости. — Казалось, тайные мысли обоих мужчин шли вровень, так что для сличения вех довольно было обмениваться вслух незначительнейшими обрывками.
— В одном все же отдадим ему должное. Он и сам додумался до того, чтоб братья не входили под один кров. Понятно, мы б и без него сие учли, да только по чести это говорит о том, что и ему после себя не хоть потоп.
Роскоф стремительно поднялся из-за стола.
— Сдаю тебе все бумаги, Роман. Мне надобно ворочаться.
— Выезжаем вместе. — Сабуров неспешно последовал его примеру. — Конвой я у тебя заберу.
— Да сделай милость, зачем он мне теперь нужен. — Роскоф словно вдруг прислушался к чему-то, слишком тихому для других. Полная горечи улыбка заиграла на его устах. — Когда б ты знал, какое искушение нападает на меня иной раз!
— А то не ведаю. — Сабуров коснулся рукою плеча племянника. — Можно подумать, мне этого не хочется иногда, особенно с устатку.
— Тебе? — недоверчиво усмехнулся Роскоф. Однобортный мундир цвета темного мха необычайно шел к бледному его лицу. Белая кожа лося облегала длинные ноги словно собственная — без единой складки. На эполетах проблескивала золотом литера «А». Молодые офицеры в другом конце залы при виде нежданно воздвигшегося свитского чина повскакивали и продолжали стоять, вытянувшись. Но теперь он не замечал их. — Тебе едва ли.
— И мне, Платошка, хочется порой послать Александра Благословенного псу под хвост, — прищуренные глаза Сабурова сделались весьма недобрыми. — Прости, скажу политесней, не хочется мешать ему пожать все, что сам же посеял. Еще б я этого не хотел. Орленок-то наш двуглавый оперился, пора бы ему полететь. И чем раньше он взлетит, тем лучше для Империи.
— Чем же ты врачуешь такие мысли, Роман Сабуров? — глухо спросил Платон Филиппович.
— Тем, что идут они от нашего с тобою человеческого разуменья. А мы клялись защищать то, что оному, по чести сказать, непостижно. Потому должно нам из-под себя выпрыгнуть, а сделать все, чтоб спасти нынешнего помазанника. Ну а сладим ли мы дело, на то, друг-племянник, Божья воля.
Расставшись в четвертом часу пополудни с Роскофым, Сабуров во главе небольшого конвойного отряда свернул со столичного тракта на хорошо наезженную проселочную дорогу. Вскоре вдали над нею показались высокие каменные шатры. Приближался Свято-Михайловский монастырь.
Немного спустя седой монах уже вел его по посыпанным сероватым песком дорожкам обители. Поручив своих сопровождающих заботам послушника, исполнявшего обязанности привратника, Сабуров отнюдь не расстался с украшенным несколькими печатями кожаным мешком, который сам нес в руках.
Миновав длинное странноприимное здание, монах провел Сабурова к стоявшим чуть подале небольшим палатам.
— Здесь никто не потревожит, ваше высокоблагородие, — молвил он, отмыкая дверь. Смиренно потупленная голова его спорила с молодецкой осанкою. Недавний солдат был узнаваем и в его манере разговора. — Даже окна гостинички нашей — и те на другую сторону глядят.
— Едва ль те, кого мне не надобно, окажутся средь ее постояльцев, — усмехнулся Роман Кириллович.
За дверью, что выходила на каменное крыльцо, оказались почти сразу три горницы, выходившие в общую переднюю. Две были спальнями, посередь них — не то гостиная, не то кабинет, с жестким деревянным диваном и простым столом.
— Постель застелена, свечи с огнивом вот, в шкапике, — монах озабоченно сновал по низкому помещению. — Умывальник сейчас пришлю парня залить. Не прислать ли сразу и нашей бражки со свежим хлебцем?
— Уволь, брат Тихон. Помню я вашу бражку! Мне между тем работать всю ночь.
Читать дальше