Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка

Мозг, говорил он, может скрыть пережитое за двадцать лет, но это не означает, что его не было.

Зная, что Ричи ждет ее на больничной стоянке, Тара неподвижно лежала на столе; рентгенолог вышел в соседнюю комнату, чтобы включить аппарат. Она была очень обеспокоена состоянием Ричи. По пути в больницу ему пришлось остановить машину, настолько силен был накативший приступ мигрени. Затормозив, он зажмурился, стиснул пальцами виски, а она беспомощно сидела на пассажирском сиденье. Через десять минут боль отступила, и он довез ее до больницы. Она хотела, чтобы он зашел внутрь и посидел в приемной, но Ричи сказал, что лучше он откинет спинку сиденья и спокойно отдохнет в машине. Ну и к тому же в больнице, разумеется, не покуришь.

Когда сканер включился, вернулся в исходное положение и включился еще раз, в ее сознании мелькнули три вещи. Первая – Ричи, вторая – миссис Ларвуд и последняя – шарна, цветок-рой.

Визит Тары к пожилой даме, жившей напротив «Старой кузницы», был какой-то странный. Джек почему-то счел – ну или ее родители так решили с его слов, – что приглашение было настоятельным. Но когда они встретились, вся настоятельность миссис Ларвуд исчерпывалась предложением чая с кексом. Тара заключила, что старушка просто любила совать нос в чужие дела. Возможно, жила где-то по соседству, когда Тара пропала, и всего лишь хотела удовлетворить свое любопытство.

Но все то время, что Тара была у миссис Ларвуд, девушку не отпускало ощущение, что та кружит вокруг нее, внимательно смотрит своими подслеповатыми глазами, ища подтверждение чего-то невысказанного. Удостоверившись, что приглашение не имело под собой реальной цели, Тара откланялась, но пожилая дама поднялась и проводила ее через дорогу до самой «Старой кузницы». Лишь появление Джека, перебросившего пакет через калитку и вышедшего крадучись следом, позволило отвязаться от старушки.

Тара понимала, что сама представляется необычной фигурой – безудержная выдумщица, пациентка психиатра, – но часто думала, что и все вокруг живут в своей хрупкой раковине. Меж тем усилия, которые требовались, чтобы пред лицом подавляющего неверия поддерживать в себе единственной веру, выматывали ее. Куда легче было бы просто сдаться, признать, что все это самообман, позволить воспоминаниям превратиться в призрак, а призраку рассеяться.

И самым невероятным во всем этом казалось то, как легко было бы просто жить обычной жизнью. Готовить еду, есть, мыть посуду, стирать одежду, гладить и надевать и снимать ее, спать в постели, разбирать ее и застилать. Ограничиться прозаическими нуждами повседневности, притупляющими всю остроту чуда, предать прекрасное забвению. И даже сумей она убедить всех, кого затронула эта история, в том, что и вправду была свидетельницей чего-то удивительного, испытала сверхъестественное и чудесное приключение, побывала в ином мире и вернулась, – казалось, что это уже и не важно, что это никогда уже не может быть важно.

Лежа под сканером, безостановочно делавшим снимки, она думала о цветке-рое. Он вновь привиделся ей, и она поняла, что сама – одна из букашек общего цветка. Взметенная ветром того, что с ней случилось, она, как это ни удивительно, на самом деле не слишком далеко отлетела от общины, частью которой была. И пока сканер, жужжа, делал очередной снимок ее мозга, она поняла, что должна вернуться и занять свое место в общем цветке. Другого места для нее не было.

Ричи на автостоянке чувствовал, что мигрень улеглась. За сетчаткой вспыхивали цветные искорки, плавали крохотные радужные спиральки, но боль ушла. Приступы случались нерегулярно и непредсказуемо, но они становились сильней. Он подумал, что, возможно, дело идет к перемене образа жизни. Ни алкоголя. Ни сигарет. Ни чувства юмора. Жизнь под сурдинку.

Если так, решил он, можно и покурить, пока еще не конец. Он открыл дверцу машины, вышел, щелкнул зажигалкой и затянулся. Когда он выпускал дым, то заметил краем глаза, как вроде бы в стороне промелькнула маленькая тень, будто мышка прошмыгнула под холодильник. Он внимательно посмотрел между рядами машин, но ничего не увидел. Дверца была чуть приоткрыта. Он открыл ее пошире и прислонился к дверной раме, наслаждаясь сигаретой.

Ему назначили прийти на следующий день, когда его снимки будут готовы. Все утро он успокаивал Тару, что это пустяки, обычная рутина; это и вправду был пустяк. То есть само сканирование было пустяком. Однако семя тревоги о том, что могли обнаружить на снимках, – не пустяк.