— Вижу, ты уже решился, — улыбнулась Халиса. — Вечером обговорим всё. Сейчас иди... Нет, постой... Поцелуй меня...
У Истомы задрожали колени. Это ж надо, он, Истома Мозгляк, лежит в жарких объятиях молодой хазарской красавицы, быть может будущей царевны.
— Ну, хватит, хватит... — расхохоталась Халиса. — Моя девственность слишком дорогой товар, чтобы ею разбрасываться. Помни про оскопление.
— А как... как я найду тебя в Булгаре?
— А, ты насчет денег? — Халиса задумалась, потом сняла с левой руки синий стеклянный браслет, слишком дешевый, чтобы кто-то попытался его с нее снять. С силой разломив браслет пополам, девушка протянула половину Истоме:
— Будь у крайних рядов, там, где торгуют купцы халифата. Надень это на шею, мой человек найдет тебя...
Ночью к становищу каравана Лейва бесшумно подплыла лодка-однодеревка с двумя гребцами. Ее встречал сам Истома. Выбрался на топкий берег, прокричал по-утиному, махнул гребцам, затем обернулся. Легкая женская фигурка, закутанная в длинный плащ, выбежала из леса и проворно прыгнула в лодку, тут же исчезнувшую в ночи.
— Вот так женщина... — стоя на берегу, восхищенно прошептал Истома.
А лодка к утру вылетела к излучине, что за бобровой запрудой. Халиса велела гребцам держать к берегу. Место уж больно удобное.
— Для чего удобное? — переглядываясь, пожимали плечами гребцы, но не спорили — уж слишком щедро было заплачено, да и еще обещано столько же.
Где-то на берегу, за ближайшим лесом, послышался стук копыт. Хазарка вздрогнула.
— Ну вот, кажется, и они... По крайней мере, хоть не тащиться до Белоозера. Эй, гребцы, высаживайте меня на берег, сами — в камыши. Если махну — подплывете, если нет — плывите до Белоозера, там получите расчет.
Стук копыт приближался, еще миг — и из-за леса вылетели всадники. Остановились у излучины. Халиса разглядела всех: отца, Имата, красивого варяжского ярла...
— Эй, сюда! — замахала она руками. — Я здесь. Сюда же скорей!
Всадники прислушались и, увидев девушку, во всю прыть помчались к реке.
Август 862 г. Итиль-река
Как маски, тут девичьи лица,
Спит смех на мраморных губах.
И голубой огонь искрится
У юношей на темных лбах.
Герман Казак. «Плот мертвых»
В урочище, что на правом берегу реки, на поляне, окруженной темными елями, горели костры. Темнело небо, по краям которого ходили мелкие неприметные тучки, сизые, как внутренности кобылы. Никто их покуда не воспринимал всерьез, да и не особо заметно было, за деревьями. Уткнувшиеся носами в песчаный берег ладьи издали напоминали огромных водомерок с убранными на время лапами-веслами. От судов к поляне, громко переговариваясь, непрестанно сновали люди. Готовились к ночи — ставили шатры, настилая для тепла и мягкости лапник, конопатили износившуюся во время пути обшивку, варили сытную мясную похлебку, заправляя ее ячменной мукой. Примерно через трое-четверо суток, по словам Хакона, должно было показаться становище кочевников булгар, которое все по привычке именовали городом. Да и, собственно, как еще его называть, коли в тех местах, кроме Хакона, никто никогда не был. Да и Хакон-то побывал там лет двадцать назад и мало что помнил. Широкая река, называемая хазарами Итиль, неспешно несла свои воды на юг, и караван Лейва казался мелким и никчемным по сравнению с великой мощью реки, просторы которой вызывали невольное уважение даже у норманнов.
Усевшись у костра прямо на лапнике, начальники каравана тщательно подсчитывали товары, планируя возможную прибыль. Лейв Копытная Лужа, склонив голову набок, внимательно прислушивался к разговору. Говорили в основном Истома Мозгляк и старый Хакон, официальное доверенное лицо Скъольда Альвсена. Альв Кошачий Глаз, пока не очень стемнело, отправился на охоту, а остальные караванщики были не настолько важными людьми, чтобы с ними советоваться.
Сам Лейв, слушая Истому и Хакона, время от времени глубокомысленно кивал головой. Он сообразил наконец, что начавшие уже местами подгнивать кожи следует продать болгарам. То же касалось и нескольких тюков подмоченного сукна, а также стеклянных бус, которые предпочтительнее было сплавить диким болгарам, нежели рассчитывать на удачу в Хазарии. Наибольшие споры вызывала судьба рабов — двух женщин и нескольких юношей, включая того самого мальчика, Карла, которого слуга Грюм почти каждую ночь приводил в шатер Лейва. Истома Мозгляк (хотя никто его вроде и не просил давать советы, кто он был-то — никто, но Лейв ему сильно доверял с некоторых пор) предлагал немедленно продать их булгарам — уж больно не нравился ему понурый вид живого товара, как бы не сдохли раньше времени. Хакон же противился этому, мотивируя тем, что чем дальше на юг, тем дороже ценятся светловолосые невольники.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу