Michael - Зверь внутри

Их второй поцелуй длился гораздо дольше, чем первый, а потом Щуплов исчез, так же тихо и внезапно, как появился. Только занавеска шевельнулась.

…Не прошло и пяти минут, как Аня спала вновь, но на этот раз ее не тревожили никакие сновидения.

…Да, что ни говори, а на следующий день Ясино напоминало разворошенный муравейник. Многие, кто благополучно проспали вечерние и ночные события, теперь кусали локти и кляли эту дурацкую деревенскую привычку ложиться рано. Многие ничему не верили и, крутя указательным пальцем у виска, приговаривали, что надо пить меньше, хотя сами заложить за воротник были, как правило, не прочь.

Самым ярким и неопровержимым доказательством вины Щуплова было то, что он пропал. Его не могли найти нигде: у Филипьевны, здорово пенявшей ментам за разбитые стекла, он так и не появлялся, на МТС — тоже. Громов и Пареев, в сопровождении Петровича и еще десятерых крепких мужиков, обошли все места, где любила кучковаться молодежь, но и такие поиски не дали никаких результатов: Щуплов как сквозь землю провалился.

Громов все это время сердился, на чем свет ругая деревенских, что умудрились завести у себя какое-то чудо (в оборотня он по-прежнему не верил), а теперь заставляли бегать, сбиваясь с ног, по окрестностям в поисках незнамо чего… Доставалось от него и Парееву, все это время находившемуся с состоянии заторможенности.

Не верила в оборотней, а тем более в то, что Щуплов может быть оборотнем, и мать Ани — Полина Васильевна.

— Я ж вчера с ним говорила, — объясняла она хмурому мужу, мрачно курившему за кухонным столом. И выгнать его курить прочь не было бы никакой возможности: Авдотьин сидел и молча накручивал себя, так что любое неосторожно сказанное слово могло повлечь за собой скандал, совершенно к текущим событиям не относящийся. — Он похож на кого угодно — на казнокрада, на двоеженца, на афериста какого-нибудь, но оборотень…

— Да что ты знаешь об оборотнях? — мрачно прорычал он, исподлобья глядя на жену. — В городе, поди, жила да простые вещи позабыла!

Авдотьина ничего не ответила. Она знала, что, когда муж говорит о проведенной ею молодости в городе — то лучше с ним было не связываться, мог и поколотить; это несмотря на то, что в остальное время ее слушался и безоговорочно признавал первенство Полины Васильевны в семье.

— Ты на Ваську-то посмотри, — продолжал Авдотьин. — Кто его еще мог так напугать? Он же непробиваемый: его даже твой горячо любимый Пареев со своими ментовскими приемами напугать не мог, а тут… Уж и ночь прошла, а он вот только-только немного отошел. Он же непробиваемый, — повторил он, — как вся эта… современная молодежь.

— Какие ментовские приемы? — не удержалась от вопроса Авдотьина.

— А ты что, не знала? Если что — раз по нужным местам, и Васька как шелковый!

— Так он его бил? — возмутилась Полина Васильевна. — И ты знал и ничего не предпринял?

— А зачем? Мне ты его наказывать никогда не разрешала — вот и выросло чудо… А он все равно ж его не покалечил бы, только бы воспитал… А то, сама знаешь, Васька бы мигом пошел вразнос и сел бы на шею… Вон, как с Пименовым-то было…

Против этого Авдотьиной возразить было нечего.

— А с дочерью я уж теперь сам поговорю, а ты не вмешивайся, — добавил муж и тяжело посмотрел на жену.

— Да, конечно, конечно. Поговори.

…Аня, если и выходила из своей комнаты — то лишь только для того, чтобы умыться. Пожелав всем доброго утра, она поспешила вернуться…

— Анна! — закричал Авдотьин.

— Что, папа?

— Иди сюда, разговор есть…

Одетая в простой ситцевый халатик, в котором она смотрелась гораздо лучше, чем во всех нарядных шмотках, Аня вышла на кухню. Ощутив табачный дым, обильно витавший в воздухе, она поморщилась: не любила девушка табачного дыма…

Авдотьин говорил долго, много и путано, а дочь лишь порою согласно кивала, дескать, соглашаясь, что действовало на отцовское настроение успокаивающе. Постепенно агрессивность уходила из его тона: он даже, затушив очередную папиросу, виновато посмотрел на жену. А та, за все время беседы мужа и дочери не проронив ни слова, молча наблюдала за ними и с ужасом убеждалась, что Аня лжет. Более того, не краснеет при этом, а, опуская глаза долу, во всем с отцом на словах соглашается. На словах! А на деле… Полина Васильевна была потрясена: от своей бесхитростной дочери она такого не ожидала; более того, она понимала, что бесполезно ей будет сейчас вмешиваться: Аня запрется и, хлопая красивыми своими глазками, только и будет приговаривать: да, мама, конечно, мама…