Дмитрий Дейч - Игрушки

Впрочем, назвать дядю Витю сумасшедшим означало бы погрешить против истины. Не был он сумасшедшим. Он был выпавшим. Однажды этот человек исчез из нашего мира и появился в другом, не параллельном даже, а — отдельном, прямо по Карлосу Кастанеде. Витёк существовал в реальности, где кроме него и Чебурашки не было ни единой живой души, и всё, что происходило снаружи, за дверью его квартиры, напоминало колыхание теней на стене, как если бы кто-то внезапно зажег спичку в тёмной комнате.

Раз в неделю ему приносили ящик водки и ящик еды — его рацион состоял из пельменей, колбасы, хлеба, отбивных и тушёнки.

И водки.

— Неужели тебе никогда не хотелось съесть помидор? — спросил я (это было уже под утро, когда пьянка приблизилась к той роковой черте, за которой события уже не укладываются в общий «сюжет» происходящего, и реальность становится чередой отдельных вспышек осознания).

— Неа, — ответил Витёк, — Мужик должен любить мясо. Возьми кусок мяса, зажарь, и рычи на него!

Витёк был донецким бандитом. Его единственный сын Лёша тоже был бандитом. Когда Лёшу прижали конкуренты, он сплавил отца в Израиль, купил ему пятикомнатную квартиру в центре Тель Авива и проплатил на три года вперёд услуги ближайшего супермаркета. Посыльный из супермаркета не говорил по-русски. Витёк не говорил на иврите.

Неудивительно, что Витёк сошёл с ума. Вернее, как уже было сказано — выпал.

Это случилось в двадцатых числах декабря, на второй год его тель-авивского заточения, годом раньше, чем в дверях этой квартиры появился я в костюме Деда Мороза, с мешком подарков за плечами.

Витёк смотрел телевизор.

По телевизору показывали мультик про голубой вагон.

Из телевизора вышел Чебурашка и предложил дяде Вите сыграть в подкидного.

Витёк отказался. Несмотря на изрядное подпитие, ему хватило ума понять, что дело тут нечисто. Он предложил Чебурашке выпить по стопарику и разойтись тихо-мирно: ушастому нарушителю границ предлагалось вернуться обратно, на плоскость голубого экрана, Витёк же в качестве ответного жеста был готов продолжать мотать свой тель-авивский срок, ограничив употребление спиртного до необходимого минимума.

— Я ему говорю: шо ж ты за скотина такая: ни стыда, ни совести. А он: тоже мне еврей выискался! А ну топай к себе на Украину! Тогда я в него бутылкой кинул. А он, ссука: ты за это ответишь… я теперь, говорит, вообще отсюда не уйду. Буду с тобой жить. Пока не обыграешь меня — в карты. Или пока не подохнешь… Вот и живёт теперь… падла ушастая…

— Где же он? — спросил я, с пьяным ужасом озираясь по сторонам.

— Та он жеж тебя боится, прячется. Вон, в шкафу засел, наверное. Пойдём, посмотрим…

— Постой, Витёк … Ты меня сюда зачем притащил?

— Так ведь Новый Год… с живым человеком поговорить… выпить… не всё же с этим пушистым говном водку глушить. А что тебя зашиб маленько, так ты — извини, братуха, я ведь и в прошлом году Деда Мороза вызывал. Заплатил как надо! Привезли его… но дальше коридора, пидор бородатый, не пошёл. Говорит: воняет у тебя тут. Подарки оставил в мешке и ушёл. На хуя мне его подарки? А?.. Воняет… Мне бы с живой душой… по-человечески…

Я покивал, выплеснул в рот остатки водки в стакане и, собравшись с силами, приподнялся на стуле. Меня сильно качало.

— Ты куда?.. — подозрительно спросил мой собутыльник.

— В туалет, — честно ответил я. Хвала Всевышнему, туалет находился неподалёку от входной двери, а Витёк, кажется, был не в том состоянии, чтобы представлять серьёзную угрозу. При свете тусклой жёлтой лампы я попытался отмыть холодной водой пятна на груди форменного костюма, но-то ли от выпитого, то ли потому, что вода из крана, судя по запаху, текла ржавая, было совершенно ясно, что чем больше я его тру, тем грязнее он становится. Пошатываясь, я вышел в тёмный коридор, где осветительные приборы, кажется, вообще не были предусмотрены, и попытался на ощупь найти входную дверь.

В это время в комнате дяди Вити что-то рухнуло, старик заорал, перекрикивая телевизор. Понять что он кричит было невозможно.

Я судорожно нащупал дверь, защёлку, повертел какие-то ручки, пошарил вокруг, надеясь найти ключ. В голове стучало: «Как же на иврите будет „Помогите!“? Если я стану кричать по-русски, там, по ту сторону двери меня не поймут».

Витёк крушил мебель в своей комнате, я пытался сломать дверь, с разбега прыгая на неё плечом, а после — тараня её ногой.

Не знаю сколько это продолжалось, помню, что в какой-то момент решил перевести дух и сел прямо на пол перед заколдованной дверью, а очнулся от звука падающей воды и ощущения влажного прикосновения: Витёк стоял, выжимая мокрую тряпку над моей головой. Вода падала мне за шиворот.