Олег Синицын - Лист Мёбиуса

– Я тоже читал про Девятаева, мы по истории проходили, – вставил Иван Шуберт. – Гвардии старший лейтенант Девятаев в воздушных боях сбил 9 вражеских самолётов…

– Это только в мае-июле 1944 года. В начале войны он тоже немало сбил. Но был ранен, его списали в гражданскую авиацию. Покрышкин помог ему опять стать истребителем. Но в июле 1944 Девятаев был в неравном бою сбит в районе Львова и с тяжелыми ожогами захвачен в плен. В концлагере Заксенхаузен подпольщики пристроили его в группу «топтунов». «Топтуны» разнашивали обувь немецких фирм. 50 километров в день. И это была не самая тяжелая работа.

В конце октября 1944 года меня, его и еще с десяток наших друзей-товарищей в составе группы из 1500 заключённых отправили в концентрационный лагерь на остров Узедом, где находился секретный полигон Пенемюнде, на котором испытывалось ракетное оружие и, естественно, находился аэродром. Полигон – секретный, для узников был только один выход – через трубу крематория. Я предлагал нашей группе совершить побег на прибрежном катере. Мы даже стали готовиться, но Девятаев-Никитенко вмешался в процесс, он уговаривал нас не делать этого. Далеко, мол, не уйдем. Мы его чуть не пришили, потому что он еще у подпольщиков не пользовался доверием. Каждого очень долго и тщательно проверяли. Но он гнул свою линию, что побег нужно совершать на самолете. А мы ему – где летчика взять? Тут Девятаев и раскрылся, все о себе рассказал. С трудом, но поверили. Особенно я противился. Я – моряк, а он – летчик. У каждого своя правда насчет побега!

К 1945 году у нас организовалась группа из десяти человек, готовая к побегу на самолете. Это были я, Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Hемченко, Федор Адамов, Михаил Емец, Пётр Кутергин, Hиколай Урбанович и Дмитрий Сердюков. Девятаев предлагал набрать еще десять человек, но потом мы от этого отказались, группа из двадцати человек не смогла бы пробраться к самолету. В январе 1945, когда фронт подошёл к Висле, в десятером начали готовить побег. Был разработан план угона самолёта с аэродрома, находившегося рядом с лагерем. Во время уборочных и саперных работ на аэродроме (а там попадались неразорвавшиеся бомбы и фугасы) Девятаев украдкой изучал кабины немецких самолётов. С повреждённых самолётов, валявшихся вокруг аэродрома, по его заданию мы снимали таблички от приборов. В лагере их переводили и изучали. Всем участникам побега Девятаев распределил обязанности: кто должен снять чехол с трубки Пито, кто убирать колодки от колёс шасси, кто снимать струбцины с рулей высоты и поворота, кто подкатывать тележку с аккумуляторами.

Несколько раз назначали дату побега. Но что-то мешало постоянно – погодные условия, усиленная охрана, другие обстоятельства. Однажды, совершенно спонтанно мы чуть не убежали, но в самый последний момент выяснилось, что «юнкерс», на который мы хотели забраться, стоит без шасси на колодках. Дата побега откладывалась и откладывалась. Но в конце концов побег был назначен на 8 февраля 1945 года. Все потому, что Девятаева приговорили к «10 дням жизни». Приговорили не немцы, а уголовники из заключенных, которые активно помогали охранникам, выполняли их поручения по усмирению неугодных узников. «Десять дней жизни» – это ежедневное избиение жертвы в тех местах, где бандитам заблагорассудится. Иногда жертва не доживала до назначенного срока, а если все-таки оставалась в живых, ее убивали на десятый день. Вот Девятаев и попал таким ублюдкам на заметку. Прошло два дня истязаний над ним, и он решился – побег, иначе не выживет.

8 февраля по пути на работу на аэродром наша группа, выбрав момент, убила конвоира. Чтобы немцы ничего не заподозрили, я надел его одежду. Конвоир, правда, из меня худющий получился! Зато так нам удалось проникнуть на стоянку самолётов. Мы выждали, когда немецкие техники отправились на обед, и захватили бомбардировщик He-111H-22. Все сработали четко, правда, забыли про аккумулятор, но и его подтащили на тележке, и Девятаев наконец запустил двигатели и начал выруливать на старт. Чтобы немцы не увидели его полосатую арестантскую одежду, он разделся до пояса. Все равно взлететь незамеченными не удалось – самолет пробежал всю взлетную полосу… и не взлетел. Тогда Девятаев развернулся и опять начал разбег. Тут немцы что-то заподозрили, но еще ни черта не понимали. Но в сторону «Хейнкеля» уже со всех сторон бежали немецкие солдаты. А самолёт опять долго не мог взлететь (Девятаев потом объяснил, что не находил тумблер, который убирает посадочные щитки!). Он крикнул нам, чтобы помогли тянуть штурвал на себя. Мы, что есть силы, тянули. И только в конце полосы «Хейнкель» оторвался от земли и на малой высоте пошёл над морем. На посадку зашел немецкий истребитель, и тут же, получив команду, взлетел обратно. Он некоторое время летел над нами, но не стрелял. Скорее всего, на боевом вылете растратил весь боезапас и ничего не мог сделать. Девятаев успокоился и обнаружил-таки необходимый тумблер, переключил его, самолет набрал нужную высоту. Мы летели, ориентируясь по солнцу. В районе линии фронта обстреляли наши зенитки. И «Хейнкель», который мы угнали, совершил вынужденную посадку на брюхо южнее населённого пункта Голлин в расположении артиллерийской части 61-й армии…