Мария Демидова - Катализатор

Но Кристина молчала.

Потому что никакой ошибки не было.

Высокий человек в светло-синем церемониальном одеянии поднялся на помост, остановился напротив приговорённой, и она будто автоматически протянула руки. Тонкая кисть выскользнула из белой чернильницы и коснулась ладоней: сначала правой, потом левой, и снова правой… Сложный чёрный узор въедался в кожу.

Кристина побледнела и сжала губы, чтобы не закричать. Больно не было. Но ощущение, что между двумя неразрывными частями её существа встаёт глухая холодная стена, казалось невыносимым. Слёзы сами собой срывались с ресниц, и Тина не могла их стереть, потому что руки сковывала пляшущая по ладоням кисть.

— Не бойся, девочка, — ласково прошелестело из-под плаща. — Я написал — я и сотру. Всего-то полтора года потерпеть.

Кристина не помнила, сколько времени длилось исполнение приговора. Она ни разу не вскрикнула, и даже слёзы быстро высохли, оставив после себя лишь горькую безысходность. С помоста в центре зала она спустилась на ватных, едва слушающихся ногах и тут же благодарно оперлась на руку брата. Холодная пустота всё не исчезала, прокатывалась по телу ознобом, сковывала льдом сердце.

Крис хотел что-то сказать, но промолчал и лишь легко сжал пальцы сестры. Наивный подбадривающий жест, от которого в груди вдруг стало теплее. Отчаяние растворилось, уступив место спокойному удовлетворению.

Всё правильно.

Всё так, как должно быть.

Это всего лишь плата за чужую жизнь. Весьма умеренная плата.

Кристина Гордон улыбнулась и вышла из зала суда.

…полгода спустя

— Они не читают! — В голосе звучало подлинное отчаяние.

Светлана подняла взгляд на последнего посетителя «Тихой гавани». Помолчала, дожидаясь объяснений, и продолжила протирать мебель. Тряпка скользила по золотисто-деревянным столешницам, и они благодарно блестели в свете заходящего солнца.

— Не читают! — драматично повторил Виктор и залпом осушил уже не первую стопку водки.

Месяц назад журналист с позволения Совета начал постепенно возвращаться к прежней профессии, но дела явно не ладились.

Светлана взяла стеклянный кувшин, полила цветы, осторожно закрыла ставни.

— Тиражи никакие, — пожаловался журналист. — Всем надо жареное, скандалы, интриги, расследования… Им жёлтую прессу подавай!

Виктор отчаянно погрозил кулаком невидимым конкурентам. Светлана улыбнулась.

— Не так давно тебе это нравилось, — заметила она, возвращаясь к стойке.

— Не так давно меня читали, уважали и ценили, — пробурчал Виктор. — Предатели…

— Ты перестал потакать их слабостям. Они перестали тешить твоё самолюбие. Всё честно.

Хозяйка «Тихой гавани» забрала у посетителя стопку.

— И что мне теперь делать? — спросил журналист, наблюдая, как стекло переливается в свете электрических ламп и исчезает в недрах неприметной посудомоечной машины.

— Работать, Виктор. Всё, что мы можем — продолжать работать. Питать почву, избавляться от сорняков и по мере сил сеять что-то доброе и мирное…

— И разумное, — машинально добавил межпространственный путешественник. — Разумное, доброе, вечное…

— Звучит неплохо.

— Можно ещё глаголом жечь сердца людей! — оживился журналист.

— Можно, — согласилась Светлана. — Только не в пепел. Вулканическая зима нам точно не нужна.

Виктор улыбнулся. Спустился с барного стула, подхватил сумку с ноутбуком и вышел на улицу. Над Зимогорьем сгущались тучи. Последние лучи заката окрашивали тёмные облака кроваво-красным.

Одна ошибка — не повод останавливаться.

Энергетические струны Зимогорья доверчиво звенели над головой.

Виктор шагнул навстречу грозе.