Мария Демидова - Катализатор

Эшу было плевать на мир.

Эш неподвижно сидел на холодной земле.

И боялся открыть глаза.

Кто-то взял его правую руку, осторожно провёл пальцами по ладони, вдоль резких, будто скульптором высеченных линий. Жизнь. Судьба. Разум. Сердце. Эш судорожно сжал маленькую кисть и наконец-то вернулся к реальности. Джина чуть нахмурилась от боли, но руку не высвободила. Колдунья внимательно смотрела на оружейника, будто стараясь уловить каждое его ощущение. Так врач, впервые позволивший пациенту встать после тяжёлой болезни, наблюдает за ним, готовясь в любой момент подхватить, если тот не удержится на ногах.

— Ну, с Днём рождения, что ли… — нарушил молчание Крис и продемонстрировал часы. Батарейка была безнадёжно испорченна, циферблат треснул, стрелки замерли, едва перескочив за полночь.

— А говорил, отдариваться нечем, — улыбнулся Эш.

Он отпустил руку Джин, взглянул на собственную ладонь — пыльную, с приставшими обломками серых листьев, но без малейшего следа подозрительных символов.

— Чтобы я ещё раз взялась поддерживать двух пациентов… Нашли аккумулятор…

Джин попыталась скрыть волнение за наигранным укором, но не смогла выдавить даже слабой усмешки.

— Ты теперь свободный человек, — подтвердил Эш то, во что колдунья до сих пор боялась поверить. — Так что можешь выбирать пациента на свой вкус, а не из чувства долга.

Крис издал нечто среднее между кашлем и фырканьем, в очередной раз упал на спину и уставился в холодное звёздное небо.

Вернувшаяся сила требовала применения, и Эш медленно повёл рукой над донорским артефактом. С уверенностью мага, колдовавшего всю жизнь, он легко распутывал чары, завязанные вдохновенно и сильно, но торопливо и неумело.

Колдунья застыла рядом — напряжённая и звонкая, как натянутая струна. Она казалась ужасно уставшей, его маленькая сильная Джин. Казалась невыносимо хрупкой, истончившейся до прозрачности. Но глаза на бледном лице блестели живо и ярко. И в них сложным коктейлем смешались радость, облегчение, растерянность и страх. Но не тот животный ужас, что утробным воем будит посреди ночи. Какое-то другое чувство — непонятное, неожиданное, но почему-то неуловимо знакомое.

Джин смотрела на Эша — и смотрела в бездну.

А Эш всё ещё улыбался, упиваясь силой — родной, но такой непривычной.

Неужели свободен?

Свободны.

Окончательно, бесповоротно, беспощадно.

Он развязал последнюю нить, превратив браслеты, ещё недавно бывшие источником жизни, в бесполезные аксессуары, в символы, не несущие и следа магии.

Свободны.

Автономны и независимы. Без поводков, без оглядки, без необходимости. С абсолютным правом на личный выбор.

Ощущение было таким острым, что Эш рассмеялся.

И защёлкнул браслет на запястье.

Джин сделала вдох.

Судебное разбирательство затянулось почти на два месяца и многим вымотало нервы. По ниточке распутывая историю новых уравнителей, следователи вытягивали из клубка всё новые и новые детали, которые давали повод к новым расследованиям, выяснениям и уточнениям.

Из всех вольных и невольных участников этой неприятной истории абсолютно спокойным оставался только Крис. Он походил на воздушный шарик, который полгода накачивали ответственностью, а теперь ослабили хватку и отпустили со свистом и улюлюканьем мотаться во все стороны, избавляясь от излишнего давления. Студент охотно отвечал на вопросы, не пытался преуменьшить свою роль в подготовке и проведении ритуала, подробно рассказывал о Векторе, ещё подробнее — о своих исследованиях, и благополучно превращал каждое судебные заседание в смесь научного диспута и балагана. При этом Крис излучал такую искреннюю беззаботность, такое заразительное упоение жизнью, что не поддаться им не могли даже самые строгие профессионалы. Возможно, именно это стало главной причиной мягкости судей по отношению ко всем, кто не был напрямую связан с возрождённой сектой.

Ставшего косвенным виновником беспорядков Виктора Иномирца, несмотря на неоспоримое нарушение Закона о неумножении агрессии, всё же признали пострадавшим от чужих действий. В конце концов, добропорядочный житель смежного пространства не рвался в Зимогорье, а изменения сознания, вызванные межпространственным переходом, оказались серьёзным смягчающим обстоятельством. Сам Виктор вины не отрицал, раскаивался вполне искренне и готовился к куда более серьёзному наказанию, чем временное отстранние от профессии. Даже известие о невозможности вернуться в родной мир не сильно его расстроило. Пусть путешествия между пространствами всё ещё под запретом — зато он смог узнать, что скрывают эти подозрительные музейщики. Способ оказался не из приятных, но любопытство было насыщено и пресыщено. Жаль только, писать об этом довелось не ему.