Макс Фрай - Желтый

Видимо, поэтому Люси и ждала трамвая с такой непоколебимой уверенностью, словно сама его заранее заказала и даже предварительно оплатила поездку. И не просто ждала, а изменила маршрут, повела своих экскурсантов в район крытого рынка, где остановка трамвая появляется чаще всего. То есть, конечно, и там далеко не всегда, гарантий в таком деле быть не может, но на то и даны человеку горячее сердце и дурная башка, чтобы умел надеяться, на ровном месте предчувствовать чудо и заранее благодарно перед ним трепетать.

Люси толком не поняла, в какой момент все стало не так. Не заметила перелома. Вроде бы только что было отлично: они прогулялись по улице Соду, свернули в очередной Люсин любимый двор, разглядывали там яркие, почти не выцветшие с весны рисунки на дощатых стенах сараев, темных от времени, дождей и общей меланхолии подгнивающей древесины – не обычные граффити, а явно постановочные наброски обнаженной женской натуры, сделанные твердой, умелой рукой. Рассматривали их, подсвечивая телефонами, удивлялись, смеялись, гадали, откуда такое взялось, всуе поминали Тулуз-Лотрека и Бэнкси; Митя в шутку предположил, что художник сговаривался с привокзальными проститутками, водил их к этим сараям позировать, по-быстрому за двадцатку, а его жена вдруг спросила: «Откуда ты знаешь расценки?» – так неожиданно резко, таким сварливым, скандальным тоном, что всем остальным стало неловко и одновременно скучно, словно уже много лет ежедневно слушали эти препирательства, и не видели им конца.

Люси опомнилась первой, сказала себе: да ну, ерунда, кто угодно имеет право неудачно пошутить. А вслух предложила: «Идемте, времени мало, а я хочу показать еще кучу всего!»

Особого энтузиазма ее предложение у скисших экскурсантов не вызвало, но и возражать не стали. Уже хорошо.

Двор с картинками был на улице Соду, но вышли из него почему-то в переулок, освещенный всего парой очень тусклых, мертвенно-голубых фонарей, с таким раздолбанным тротуаром, словно его специально вспахали под посадку озимых драконьих зубов. Впрочем, в тот момент переулок не вызвал у Люси тревоги. Наоборот, показался знакомым, как будто она буквально вчера здесь в последний раз проходила, видела этот длинный приземистый дом с вывеской конторы нотариуса, магазином женского эротического белья и пивной, серую панельную пятиэтажку советских времен с гнилыми зубами разрушающихся балконов, заколоченную будку сапожника, закрытый киоск с «элитными», как гласила вывеска, чебуреками, ржавый до полной утраты изначального цвета «москвич» без колес, перегородивший пол-тротуара, шеренгу мусорных баков поодаль – обычная обстановка, в привокзальном районе везде примерно так.

Напротив пивной грузный нетрезвый мужчина в вязаной куртке, синих спортивных рейтузах и кроличьей шапке медленно кружился на одном месте вокруг своей оси, примерно как дервиши Мевлеви, только заметно пошатываясь, напряженно и сосредоточенно, как выученный урок, повторяя: «Твою мать, твою мать», – словно брань помогала ему устоять на ногах.

– Твою мать, – зачем-то повторила за ним голубоглазая Агне и обеими руками вцепилась в мужнин рукав.

Тот поморщился, словно от зубной боли, и с плохо скрываемым раздражением спросил:

– Экскурсия закончилась? Можно идти? Я пива выпить хочу.

– Пива, – эхом откликнулся Ганс. – Пива сейчас бы, да.

– Ну так пошли, вроде открыто, – предложил ему Митя. И добавил небрежно, как сплюнул: – Там недорого должно быть.

Люси лихорадочно соображала, как спасти хотя бы финал внезапно сдохшей экскурсии. Собиралась сказать, что неподалеку есть одно легендарное место, тоже вполне демократичное, в смысле, недорогое, зато с совершенно удивительной историей и отличным крафтовым пивом, так что можно завершить экскурсию именно там. Но вместо этого почему-то произнесла каким-то чужим, высоким, почти писклявым голосом:

– Если вам стало скучно, идите, конечно. Извините, что вас сюда затащила. Плохая оказалась идея – закончить экскурсию в привокзальном районе. Сама не знаю, что на меня нашло.

Говорила, а сама чуть не плакала. Ей сейчас было стыдно и тошно, в первую очередь, от себя, от малахольного бреда, которым уже полтора часа зачем-то забивала головы взрослым образованным людям, еще и деньги взяла за эту халтуру, как за настоящую работу, господи, ну кто так делает, совсем берега потеряла, сама во всем виновата, сама.

И от переулка ей было тошно, и от дурацкого уродливого района, застроенного бараками, почти сплошь заселенного постепенно спивающимися стариками, и от всего города в целом. Почему я вообще до сих пор здесь живу, истерически убеждаю себя и других, будто мне это нравится, натужно романтизирую нашу тоскливую провинциальную нищету? – с изумлением спрашивала себя Люси, словно опомнилась после долгого тяжкого сна, внезапно оказавшегося ее жизнью, которой, в сущности, совсем немного осталось, столько лет потеряла, их не вернуть.