Макс Фрай - Желтый

В общем, Тони встает нам навстречу. На лице у него улыбка, в одной руке поварешка, в другой здоровенный тесак; хотелось бы сказать, что в третьей руке у него череп, наполненный кровью, но врать не стану, никакой третьей руки у Тони пока, слава богу, нет, поэтому стакан, наполненный чем-то подозрительно красным, будем надеяться, домашним смородиновым вином позапрошлогоднего урожая, остался на барной стойке, где ему самое место. Не люблю, когда меня на радостях нечаянно обливают: пятно, оставленное на моей одежде, обычно сразу же исчезает, но может снова неожиданно появиться, год или даже десять спустя, причем в самый неподходящий момент, когда я хочу с кем-нибудь познакомиться и не сразу его шокировать, а если даже шокировать, то уж точно не каким-то банальным неопрятным пятном.

– Ходят слухи, тебе сегодня особенно удался суп, – говорит Стефан. А я говорю: «Рррррры!» – и по-быстрому отращиваю полуметровые окровавленные клыки, чтобы сразу создать непринужденную атмосферу дружеской вечеринки. Мне, к сожалению, далеко не всегда удаются подобные фокусы, порой хоть тресни, хоть расшибись в лепешку, хоть рассыпься на палые листья и стылый ноябрьский ветер, который их унесет, а все равно не будет никаких клыков. Но сегодня явно мой день.

Впрочем, мои шикарные клыки не производят решительно никакого впечатления ни на кого, кроме разве что самого меня, страшно довольного, что все так легко получилось. Тони улыбается еще шире, Стефан возводит глаза к потолку с видом исстрадавшегося старшего брата, ближайшее к входу зеркало само отворачивается к стене, лишь бы меня лишний раз не отражать, а Нёхиси, окончательно примирившийся с собственной слабостью к кошачьему облику, потому что так сладко, как в этом виде, еще ни в одном из своих бесчисленных воплощений не спал, дергает во сне рыжим ухом, что означает: «Привет».

А белобрысый юноша за роялем, в который временно превратилось наше смешное красное пианино из страшных сказок для малышей, даже не оборачивается. Да и незачем ему оборачиваться: меня ни в каком виде – ни с клыками, ни без клыков – попросту нет в его сегодняшнем сновидении, где он снова молод и работает в баре тапером, о чем втайне мечтал, разучивая скучные школьные гаммы, но так ни разу и не попробовал, потому что бары с таперами тогда были только в заграничном кино; ладно, зато теперь все наконец отлично сложилось, этот сон ему часто снится, и он страшно рад. А уж мы-то как рады: во-первых, он правда отлично играет, а во-вторых, так счастлив, что этого счастья с избытком хватает на всех собравшихся, и еще остается на долю случайных прохожих, срезающих путь через двор.

– Да, это и правда трындец какой-то, – говорит Стефан, попробовав Тонин суп, вернее мгновенно опустошив тарелку, практически одним глотком.

Выдающееся событие. Стефан редко хвалит еду. Но не потому что придирчив, наоборот, ему почти все равно, чем его кормят, и не особенно интересно это обсуждать. Однако Тони не был бы Тони, если бы регулярно не выколачивал из Стефана комплименты – можно сказать, бытовым насилием. В смысле своими супами, наливками и жарким.

А я снова говорю: «Рррры». Но клыки, конечно, заново не отращиваю. Во-первых, публика неблагодарна, а во-вторых, с ними толком и не поешь.

– Может быть, еще? – спрашивает нас Тони с таким невинным видом, словно действительно вполне допускает, что от его предложения можно отказаться.

Мы дружно киваем и получаем добавку. А на стойке тем временем возникает толстая стеклянная бутыль с тем самым позапрошлогодним смородиновым вином, о котором ходят легенды в крайне узком кругу, состоящем из нас со Стефаном. Разглашать такие страшные мистические тайны и создавать дополнительную конкуренцию нет дураков.

Репутация смородинового вина такова, что Нёхиси немедленно просыпается и тянет рыжую лапу к бокалу, с досадой бормочет, опомнившись: «Ай, ну да, зверям не положено», – и принимает первый попавшийся условно человеческий облик; честно говоря, настолько условно, что слегка шокирует даже меня.

Ладно, не стоит к нему придираться, а то будто сам не знаю, как трудно бывает превращаться спросонок. Нёхиси еще вполне ничего выступил. По крайней мере, его новая версия с головой и даже в штанах.

– Вот это, я понимаю, чудеса, – говорит Стефан, разглядывая бутылку. – Ты же жаловался, что смородинового вина совсем мало осталось и грозил не трогать запасы до Рождества.

– Да я подумал, ерунда это – ждать какой-то специальной праздничной даты, – улыбается Тони. – Каждый день праздник не хуже Рождества – сам факт, что он для нас наступил. Солнце взошло и заново село, я проснулся, кафе осталось на месте, вино из погреба не исчезло, вы пришли и даже изредка отражаетесь в зеркалах – чем не повод? Самый крутой в мире повод: мы есть.