Макс Фрай - Желтый

В полном соответствии с этой нехитрой концепцией неутомимо носился по городу, жадно озираясь по сторонам, даже не поленился отыскать в интернете список городских достопримечательностей – лучше поздно, чем никогда – и честно обошел, сколько успел до наступления темноты – почти десяток костелов, пару художественных галерей, смешное арт-пространство в заречном районе, провозгласившем себя вольной республикой, старое кладбище, два заросших лесом холма, а еще ресторан и целых три бара, потому что как бы ни пылал в тебе внутренний огонь, а в такой холод надо регулярно где-нибудь греться; троллейбусы и музеи не предлагать.

Когда курил возле бара, мимо проходила небольшая компания – высокий седой мужчина с непокрытой головой, женщина в шубе, закутанная до самых бровей, и еще одна женщина, в смешной детской шапке с цветным помпоном, похожая на мальчишку; собственно, она и привлекла внимание: жестикулировала, как героиня старой итальянской комедии, улыбалась так, что казалось, светилась в сумерках, и отлично поставленным лекторским голосом говорила по-русски: «Согласно ряду малоизвестных городских легенд о тайной изнанке Вильнюса, там, на изнанке, вот именно в этом месте долгое время был важнейший городской храм, посвященный морю; служить там могли только девственницы и девственники, не по причине строгости нравов, чего нет, того нет, просто тамошнее море ревниво, как типичное божество. Или ты любишь только его, или тебя, с точки зрения моря, нет. А у нас в этом здании, подозреваю, просто для равновесия, в начале прошлого века находился то ли первый в городе, то ли просто самый известный легальный публичный дом…»

От удивления выронил сигарету и побрел вслед за женщиной в шапке с помпоном, как крыса за дудочником, сам толком не понимая, почему – ну не из-за публичного дома же, честное слово. При всем уважении к теме, не настолько она волнующая для взрослого человека, чтобы вот так все бросать.

«Все» в его случае означало оставшуюся на столе в баре кружку с недопитым грогом, или как там назывался странный фруктовый чай, разбавленный крепкой настойкой; ладно, неважно, ну его к черту, все равно наверное уже остыл. А я вообще расплатился? – растерянно спрашивал себя Эдо. – Вроде… на самом деле не помню. Вот будет номер, если все-таки нет.

По крайней мере, из бара за ним никто не погнался. Так и шел на невидимом поводке за незнакомой компанией, пока женщина в шапке с помпоном, не умолкая, рассказывала обо всем на свете – архитектуре и моде, кофейнях и стеклодувах, князьях и клубных концертах, призраках и поэтах, войнах и городских сумасшедших, ярмарках и ученых, граффити и купцах, лихо перескакивая с одного на другое, бесстрашно соединяя вроде бы несовместимые факты, имена и века. Слушал ее, изумляясь: вот это, я понимаю, экскурсия! Просто подарок. Надо же, как повезло.

Наконец женщина остановилась на небольшой площади, почти целиком занятой автомобильной парковкой. Сказала: «Согласно все тем же малоизвестным городским легендам, которыми я вас весь вечер дразню, на тайной изнанке Вильнюса именно в этом месте находится конечная остановка самого длинного трамвайного маршрута, объезжающего весь тайный изнаночный город по большому кольцу. Говорят, этот трамвай здесь иногда появляется, и тот, кому повезет вовремя оказаться на невидимой остановке, может прокатиться в разные удивительные места, а потом – если повезет еще больше! – вернуться назад. А других трамваев в Вильнюсе, к сожалению, нет, только автобусы и троллейбусы. И еще рождественский поезд, начиная с сегодняшнего дня и до седьмого, если ничего не путаю, января. Официально считается, наш рождественский паровозик – детское развлечение, но мало ли, что считается. Сколько раз каталась, вагон всегда был до отказа забит взрослыми, которые неумело делали вид, будто совершенно случайно оказались в игрушечном поезде – например, перепутав его с маршрутным такси».

Она еще что-то говорила, ее спутники смеялись в ответ, но Эдо почти не слышал, вернее, больше не понимал значения фраз. Он вообще едва на ногах держался, потому что слова «о тайной изнанке» подействовали на него как удар – изнутри, откуда-то из области сердца, внезапно решившего учинить безобразную драку; эй, сердце, да ты у меня оказывается пьяный ирландец! Пожалуйста, угомонись.

Сказать, что удивился такой острой реакции, – ничего не сказать. Нормально же все. Люди не превращаются в воздушных змеев, лето не наступает, пироги из карманов не валятся, даже не исчезает никто. Подумаешь, незнакомая женщина явно в шутку болтает о какой-то «тайной изнанке». Было бы из-за чего сходить с ума. Городские легенды – те же самые сказки, только для взрослых. Что мне не так? Или, наоборот, слишком «так»?