Макс Фрай - Желтый

Замотался и не сразу заметил, что с потолка свисает рука. И не просто свисает, а с требовательным выражением… ну, предположим, лица. То есть у самого спящего лицо сейчас вполне безмятежное, зато у его руки оно требовательное, нетерпеливое и кажется даже взволнованное. Вот интересно, о чем может волноваться рука? – думает Тони, но профессиональный опыт ему подсказывает: это – заказ. Впору возмутиться: что за дела? Сам уснул, не дожидаясь ужина, вот и ешь там, что сумеет тебе присниться. Ну или пей. А не приснилось, так просыпайся, я, между прочим, уже по тебе соскучился, хотя как это в моем положении возможно технически, сам не пойму. Но все тот же профессиональный опыт подсказывает: сейчас не время для споров. Что-то серьезное там происходит. В общем, раз требует, дай. Например, бутылку. Когда не знаешь, чего человеку надо, бутылка точно сойдет.

Тони лезет в буфет, наугад, не глядя, достает оттуда бутылку, сует в протянутую руку и только в самый последний момент понимает, что натворил. Ну то есть как – натворил. Ничего ужасного не случилось, просто отдал ту самую единственную настойку, которую твердо намеревался зажилить, потому что планировал распить ее при случае с Тони Куртейном. Все-таки результат единственной увенчавшейся успехом попытки заключить в бутылку луч света их Маяка. Поймать его гораздо трудней, чем солнечный, а удержать, казалось, вообще невозможно, пока не нашел специальную бутылку из непрозрачного темно-синего стекла, и тогда у него наконец-то все получилось. Пока – всего один раз.

Ладно, – думает Тони, – ты всегда был везучий, чего уж теперь. А я еще раз попробую. Один раз получилось, на второй будет только проще. Никуда от меня не денется этот луч.

«Вот спасибо! За это с меня причитается. Класс!» – восхищается спящий, не наяву, а там у себя во сне. Но Тони все равно его слышит, хвала профессиональному опыту. Ему очень часто приходится со спящими говорить.

– Только бутылку не потеряй, – вслух говорит Тони. – Здесь стекло специальное, чтобы лучи не сбежали. Не представляю, где еще такую найду.

Гости почти разошлись, мясо, салат и картошка съедены подчистую, супа осталось, сколько успел припрятать для себя и друзей, вместе с ним под покровом ночи, ну то есть во тьме буфета затаились три грибных пирога. Только глинтвейна – пей не хочу, потому что глинтвейн – не столько напиток, сколько процесс. Причем непрерывный: Тони постоянно держит его на плите, следит краем глаза, подливает по мере необходимости, на глаз досыпает пряности, то разжигает, то убавляет огонь; в таких непростых условиях захочешь, а не закончишься, пока в закромах есть хоть какое-нибудь вино.

Тони ужасно доволен и при этом так умотался, что когда рыжий кот открывает янтарный глаз и вежливо спрашивает, не помочь ли ему с посудой, не корчит из себя супермена, а кротко говорит:

– Ты меня натурально спасешь.

Кот кивает с понимающим видом и превращается в нечто такое, что… ну в общем хорошо, что публика разошлась, а то бы небось пожалели, что шутили про Ктулху. Потому что он – здесь. И решительно фхтагн. Мыть в таком виде посуду и правда гораздо удобней. Потому что, во-первых, щупальца – великая вещь, а во-вторых, посуда сразу понимает, как влипла и добровольно прыгает в мойку, сама подставляет под струи воды замурзанные бока. Умиротворяющее зрелище. Вот бы так было всегда.

От шума воды и скорбного кастрюльного лязга наконец просыпается Иоганн-Георг. Просто по-человечески просыпается, без обещанного трындеца, потягивается, улыбается сонно. Спрашивает:

– Тару здесь сдают? – и ставит на стойку пустую бутылку толстого темно-синего стекла.

– Ну ты здоров во сне настойки глушить! – изумляется Тони. – Не то чтобы я не знал, но до сих пор не представлял масштабов…

– Завидовать нехорошо, – ухмыляется тот. И добавляет: – Я на самом деле только попробовал. Отличная штука. Обязательно сделай еще. Половина досталась реке – извини, у меня к ней слабость, и ты это знаешь. Хороших девчонок надо радовать иногда. А остаток выдул… Ну в общем, ему было надо. Как никому в этом мире. Серьезно тебе говорю. Ему бы еще закусить, конечно. Непростой у чувака выдался день. У тебя ничего не осталось такого?.. Не знаю, какого. Да любого, которое можно незаметно подсунуть в карман.

Тони Куртейн не спит наяву, не дремлет в кресле, уронив на колени книгу, не грезит, блуждая по лестницам и коридорам, а просто выходит из дома, то есть из высоченной башни, в которую за последние годы как-то незаметно превратился Маяк, и это он большой молодец, здорово получилось, теперь даже не верится, что поначалу было не так.